Тиганов А.С. (под

Под сверхценными идеями понимают суждения, которые возникают в связи с реальными событиями, но затем приобретают в сознании незаслуженно большое преобладающее значение, сопровождаясь исключительно сильным эмоциональным напряжением. Здесь налицо какой-то реальный факт, законным является и реагирование на этот повод, однако реакция оказывается чрезмерной по силе.

Данная мысль при всей ее незначительности превращается в главную тему переживаний больного, приковывающую к себе все остальные его мысли. Всецело сосредоточиваясь на этом событии, больной затрудняется в текущей (особенно умственной) работе, не может на ней должным образом сосредоточиться, в чем проявляется уже качественное видоизменение реагирования на первичное событие, т. е. его неадекватность.

В таких случаях одни больные в принципе несущественное усовершенствование радиосхемы оценивают как большое открытие и развивают в этом плане интенсивную деятельность; другие при несущественных нарушениях в работе желудка (при легком катаре) приходят к выводу о наличии у них злокачественной опухоли, начинают активно обследоваться у врачей и настаивать на лечении; третьи при незначительных проступках супруга погружаются в переживания идей супружеской неверности, не способные преодолеть охваченности этими тяжкими мыслями, и т. п.

Сверхценные идеи отличаются от бреда наличием законного направления реакции на реальные события в момент их совершения, а также тем, что эти идеи не становятся мировоззрением больного, так как порой (при «облегчении» ситуации) больной временно может отнестись к ним критически и успокоиться. Однако затем он опять сосредоточивается на этих мыслях, утрачивает критику. При бреде же суждения больного с самого начала коренным образом расходятся с реальной действительностью, разубедить его в этом невозможно, они становятся новым - патологическим мировоззрением больного.

Сверхценные идеи могут иметь самостоятельное клиническое значение, и тогда их дальнейшая динамика во многом будет зависеть от внешних обстоятельств: при их благоприятном развитии эти идеи постепенно тускнеют, эмоциональная напряженность спадает, а затем они полностью исчезают. Однако при неблагоприятном для больного развитии событий, например, в ситуации длительной хронической психотравматизации, они превращаются в идеи бредовые, т. е. оказываются этапом на пути формирования бреда. Так, при психогенном паранойяльном бредообразовании обычно все начинается со сверхценных идей изобретательства, ревности или ипохондрического характера, которые при усугублении психотравматизации превращаются соответственно в стойкие бредовые идеи изобретательства, ревности и ипохондрические того же конкретного содержания.

Употребление в клинической практике как синонима сверхценных идей термина доминирующие идеи нецелесообразно, так как последнее понятие отражает обычное в жизни человека преобладание какого-то главенствующего, основного интереса, будь то научный поиск, художественное творчество или изобретательство на производстве.

Во всех этих случаях человек безусловно охвачен делом, мыслью, идеей, но в этой охваченности нет ничего патологического, так как она совершенно необходима индивиду для достижения поставленной им конкретной цели и является обязательным условием успеха коллектива людей, т. е. адекватна и значению дела для данной личности и ее социальным результатам. Да и само понятие доминанты было разработано А. А. Ухтомским (1967) как понятие нормальной, а не патологической физиологии.

Бред - это не поддающееся коррекции установление связи отношений (между объектами - обстоятельствами, людьми, событиями) без оснований. Бредовые идеи, прежде всего, не соответствуют реальной действительности, вступают с ней в полное противоречие и, тем не менее, не поддаются коррекции. Высказывающий такую идею больной недоступен доказательствам окружающей действительности и своего прошлого жизненного опыта. Неколебимо уверенный в истинности своих идей больной находит эту убежденность в себе самом, он не доступен логическим контрсуждением и фактическим доказательствам, которые не в силах поколебать бреда. «С появлением таких ложных суждений, которые уже не могут быть проверены и исправлены, и такого действительного бреда психическая болезнь превращается в сумасшествие разума» [Гризингер В., 1881].

По мере развития бреда (т. е. совокупности бредовых идей) все более бросается в глаза неколебимая уверенность больного в его ложных суждениях и умозаключениях. Впрочем, такая убежденность в неправильных высказываниях может наблюдаться и у психически здоровых, которые порой с необычайным упорством отстаивают свои ошибочные суждения. Однако последние все же в конечном счете корригируются объективными доказательствами и прошлым опытом индивида. Кроме того, ошибки суждений психически здорового человека касаются внешних обстоятельств, тогда как бредовые идеи психически больного всегда относятся к самому больному. Ошибки суждений здорового, в основном обусловленные недостаточными знаниями о предмете, являются результатом логических просчетов в пределах здоровой психики. Бредовые же идеи, напротив, являются результатом болезненных отклонений в работе головного мозга, нарушений ВНД.

Бред всегда связан со всеми другими формами психической деятельности (другими мыслями, чувствами и волей) и обычно оказывает сильнейшее воздействие на всю психику больного, на поведение его и оценки различных обстоятельств и событий. С появлением бреда больной начинает уже по иному оценивать окружающую жизнь, особенно - отношения с людьми, и по мере его развития все дальше заходит и шире простирается эта переоценка больным его взаимоотношений с окружающими. Такая переоценка «ценностей» в сознании больного при разных формах бреда (и в особенности - при первичном) касается, в сущности, всех событий, т. е. становится универсальной и завершается формированием у больного с этого времени новой системы взглядов, совершенно нового - болезненного мировоззрения. «Безумные представления больных отличаются от ошибочных воззрений здоровых не только этим отношением их к самому больному…

они часто совершенно противоречат всем прежним воззрениям больного, который не может произвольно освободиться от них, они противостоят свидетельству чувств и рассудка, поверке и доказательствам» [Гризингер В., 1881]. Поэтому даже в тех случаях, когда психическая болезнь пациента относится к какой-то узкой теме, вроде бы к одной единственной ложной идее, затронутой, тем не менее, оказывается вся душевная жизнь такого больного, ибо, как писал В. Гризингер «..л этом случае… вся психическая индивидуальность бывает глубоко потрясенной». Таким образом, бредовая идея - это не соответствующее реальной действительности и не поддающееся коррекции ложное суждение, возникающее вследствие патологических расстройств деятельности головного мозга и всецело охватывающее личность больного.

Существует немало классификаций бреда по содержанию. Самой удачной из них является классификация В. Гризингера, который по этому признаку все случаи бреда подразделил на три группы:

  1. бред величия, куда он относил бредовые идеи изобретательства, знатного происхождения, любовного очарования, гениальности, реформаторства, особого богатства и др.;
  2. бред преследования, к которому он относил бредовые идеи преследования (собственно персекуторный бред), отношения, отравления, воздействия, одержимости, ревности, ущерба и др.;
  3. бред самоуничижения, в который он включал бред самообвинения, греховности, виновности, нигилистический, ипохондрический и др.

Перечисленные здесь категории бредовых идей можно называть формами бреда по содержанию. Интересен тот факт, что одни и те же формы бреда по содержанию сохраняются у разных народов в различные исторические периоды, что, несомненно, говорит об однородности их патофизиологических механизмов при меняющемся конкретном содержании. Это отчетливо видно на примере бреда воздействия, конкретное содержание которого закономерно менялось в течение последних 200 лет. Если 150-200 лет назад были весьма распространены идеи колдовства и одержимости дьяволом, «нечистой силой», то в настоящее время они почти не встречаются, вытесненные идеями электрического, радиоактивного, лучевого и космического воздействия.

Следовательно, конкретное содержание форм бреда по содержанию меняется от одной исторической эпохи к другой, следуя за наиболее значимыми событиями последней. Гораздо большее значение имеют более устойчивые, не зависящие от содержания конструктивные характеристики бредовых идей, поскольку подразделение бреда по содержанию мало что дает для понимания их патогенетических механизмов. Подразделение бреда по конструкции целесообразно начать с описания предварительно-конструктивных его особенностей.

Сверхценные идеи – продуктивные расстройства мышления, при которых возникает логически обоснованное убеждение, тесно связанное с особенностями личности, базируется на реальных ситуациях и обладает большим эмоциональным зарядом.

Возникает на реальной почве, логически обоснована, охватывает все сознание и регулирует поведение, поддается коррекции.

Варианты сверхценных идей:

1. Сверхценные идеи, связанные с переоценкой биологических свойств личности. Могут быть в четырех вариантах.

А) Дисморфофобические сверхценные идеи. Убеждение человека в том, что имеющийся у него косметический или физиологический дефект настолько выражен, что приводит к уродливости, делает человека неприятным в глазах окружающих. Например, у барышни чуть-чуть оттопырены уши, или нос с небольшой горбинкой, в реальности эти особенности в пределах нормы, и возможно даже придают ей какое-то очарование, но она убеждена, что у нее ужасно, ужасно оттопыренные уши, или уродливый нос. От убеждения в своей внешней неполноценности восприятие действительности искажается, трактуется неверно и однобоко, — взгляды людей она воспринимает как то, что «пялятся на мое уродство», в реакциях на других людей преобладает агрессия и обида, все это приводит конечно к соответствующему общему настрою, личная жизнь у девушки не складывается, что только дополнительно убеждает ее в своей правоте. По статистике, среди пациентов пластических хирургов более половины именно таких, с дефектами не косметическими, а психическими.

Б) Ипохондрические сверхценные идеи — преувеличение тяжести имеющегося соматического заболевания. У человека слабо выраженная стенокардия, масштабы ее объективно незначительны. Но у человека образуется убеждение, что он болен смертельно опасным заболеванием, и всю свою жизнь он направляет на страдания от «тяжелой болезни». Он знает все о статистике смертности от сердечных приступов, бесконечно ходит по врачам, он постоянно прислушивается к своим ощущениям и малейшие признаки внутреннего дискомфорта считает начинающимся инфарктом, и т.д. Но в отличие от ипохондрического бреда такие больные не ставят сами себе диагноз, не разрабатывают новых концепций заболевания, не назначают себе лечения, т.е. их мысли и поведение в основе своей рациональны, но однобоко разрослось до совершенно патологических размеров.

В) Сверхценные идеи сексуальной неполноценности. Убеждение в тяжелых медицинских и социальных последствиях незначительных временных или эпизодических неудач в сексуальной сфере.

Г) Сверхценные идеи самоусовершенствования. Какая-либо концепция физических упражнений, либо духовного роста, неважно, общепризнанная или спорная, подчиняет себе всю жизнь человека, становится самоцелью, единственным его родом занятий. То, что мы называем «маньяк» чего-то, «помешанные на». Маньяки культуризма, маньяки йоги, люди, помешанные на разных психологических тренингах, восточной мудрости, околорелигиозных и околофилософских учениях. Процесс улучшения себя вытесняет у них собственную жизнь.

2. Сверхценные идеи, связанные с переоценкой психологических свойств личности или ее творчества.

А) Сверхценные идеи изобретательтва. Преувеличение больным значимости сделанных им изобретений, рацпредложений и т.п., что сочетается со стремлением к их всеобщему признанию.

Б) Сверхценные идеи реформаторства. Возникают на основе предвзятой, чаще всего дилетантской ревизии существующих научных, экономических, культурных концепций и систем, с болезненной убежденностью в необходимости коренных изменений.

В) Сверхценные идеи талантливости, — убеждение человека в том, что он особо одаренная личность. В силу этого достижение всеобщего признания становится целью его жизни.

3. Сверхценные идеи, связанные с переоценкой социальных факторов.

Бывают в трех вариантах.

А) Сверхценные идеи виновности, проявляются преувеличением социальной значимости реальных поступков больного.

Б) Эротические сверхценные идеи. Обычные знаки внимания, кокетство, флирт со стороны лиц противоположного пола расцениваются больными как признаки страстной влюбленности и вызывают соответствующее поведение. Сюда же относят сверхценные идеи ревности.

В) Сверхценные идеи сутяжничества (кверулянтства) определяются тем, что при них возникает убеждение в необходимости борьбы с реальными общеизвестными или малозначимыми недостатками, и эта борьба становится смыслом и целью жизни пациента. Это тип скандалезных людей, которые постоянно пишут жалобы по инстанциям, вечно со всеми судятся и т.д.

Сверхценные идеи могут присутствовать и у здоровых людей.

Навязчивые идеи - это суждения, умозаключения, идеи, возникающие в соз­нании человека помимо его воли, непроизвольно, содержание которых не только не отражает его желаний, надежд и влечений, но чаще всего противоположно им, враждебно и чуждо ему. К этим продуктам мышления пациент всегда относится критически, понимая их болезненное происхождение, пытаясь избавиться от них. В отличие от сверхценных идей, больной активно противодействует, борется с навязчивыми идеями и мыслями. Для лучшего понимания ограничимся одной тематикой - идеями ревности - навязчивыми, сверхценными и бредовыми. Ана­лизируя идеи одной тематики, нам легче будет понять механизм их появления и развития. Ревность как человеческое чувство свойственно всем тем человечес­ким популяциям, где имеет место моногамный брак. Перед войной, как пишется в одной из современных монографий, была проведена экспедиция в Монголию, в составе которой были врачи-психиатры. К их удивлению, среди монгольского населения конца сороковых годов XX века не встречались вообще идеи ревности, ни навязчивые, ни сверхценные, ни бредовые. Как выяснилось, объяснялось это довольно просто. В Монголии того времени семья существовала еще с остатками полигамии, т.е. моногамный брак был весьма условным. В любой юрте гостю

в качестве подарка предоставлялась на ночь жена хозяина юрты - это было в обычаях народа. Умершая мать семейства возмещалась немедленно оставшейся в живых младшей сестрой умершей, которая брала на себя воспитание детей и функции жены хозяина юрты и главы семьи. Если не было чувства ревности как такового, то не могло быть и идей ревности. Мы живем в почти цивилизованной стране. У нас чувство ревности весьма распространено. Когда у мужчины или женщины появляется навязчивая мысль о возможной (подчеркиваем, возмож­ной) неверности супруги или супруга, человек старается отогнать эту мысль. Она ему чужда, он внутренне не согласен, он старается доказать самому себе обратное. Он доказывает себе, говорит: «Нет, я не прав, жена меня любит, мне все помере­щилось». Но проходит час, два, день, два дня, и эти мысли вновь и вновь одолева­ют сознание, он вновь и вновь пытается отогнать их от себя. Он не требует от жены доказательства неверности. Он не стоит над ней с ножом: «Признайся, с кем вчера спала!» Он уговаривает и убеждает сам себя, он пытается у себя испро­сить доказательства верности жены, так как внутренне не верит в ее измену.

Навязчивые идеи относятся к психическим нарушениям с общим названием «навязчивые явления». Кроме идей, встречаются часто навязчивые страхи, двига­тельные навязчивости и ритуалы. Так же как навязчивые идеи в своей динамике, в структуре эндогенного процесса могут переходить в идеаторные автоматизмы, так и защитные ритуалы и действия могут со временем трансформироваться в ки­нестетические автоматизмы. Удивительное наблюдение о сложных и вычурных навязчивых ритуалах мы приведем здесь.

Наш больной Андрей С. перечисляет все виды совершаемых им ритуалов. Во-первых, перед тем, как ложиться спать, ему нужно 5 раз почесать локоток отцу, 8 раз маме и 3 раза себе. Затем необходимо трижды постучать по спинке кровати. Когда идет в туалет «по-маленькому», необходимо в секундах просчитать длительность мочеиспус­кания. Когда идет в туалет «по-большому», одевает на ноги маленькие тапочки, кото­рые носил в возрасте трех лет. Именно эти тапки должен взять потому, что цифра три для него желанная, а ему было три года, когда он носил эти тапочки. В туалет берет три машинки, которые лежат под кроватью, вне туалета их нельзя трогать. Перед тем как идти в туалет, он обязан потрогать дверцу холодильника указательным, средним и боль­шим пальцем, собранными вместе в щепоть. Когда ходит за водой, обязательно должен перед началом движения правой рукой поднять тачку, затем левой, потом двумя руками сразу. Доехав до ямки на дороге к роднику, он должен повозить тачку через ямку сначала правой рукой, затем левой, а потом обеими руками сразу. Когда выполняет очередной ри­туал, в голове становится легче, чувствует удовлетворение. Зачастую у него же возни­кают навязчивые мысли в виде «страшных, отвратительных философских идей». Сооб­щает о них и приводит пример, когда ему представляется в воображении, как отец с ма­терью лежат в гробу, как он режет себе вены, эти навязчивые мысли сопровождаются отчетливыми представлениями о содержании этих навязчивых мыслей.

Сверхценные идеи пациент активно защищает, отстаивает их истинность, до­казывает реальность своих выводов и утверждений; сверхценные идеи становятся частью его личности. В отличие от бредовых, сверхценные идеи, как пишут мно­гие авторы, возникают из реально существующих обстоятельств, имеют какой- либо повод, причину, толчок в окружающей жизни. К. Ясперс четко отличал сверхценные идеи и сверхценное развитие личности от бреда. Он считал, что при паранойяльном развитии личности не происходит «надлома, разрыва, качествен­ного изменения». Ясперс писал, что в результате паранойяльного развития личности происходит становление сверхценного бреда, который, по сути, бредом не является, и обозначался им как бредоподобный. Он отрицал саму возможность перерастания паранойяльного развития в паранойяльный бред. Человек, при от­стаивании какой-либо истины, необходимости представить доказательство какому-либо суждению или умозаключению, в начале доказательного пути ставит пе­ред собой некую проблемную задачу, формулирует тезис, именуемый теоремой. Затем с помощью доказательных аргументов обосновывает и доказывает исход­ный тезис. У пациентов с бредом нет доказательного пути, нет проблемной зада­чи, нет исходного тезиса. В начале своего суждения или умозаключения ими на­мертво вбивается гвоздь уже сформулированной аксиомы, истины, уже не требую­щей доказательства, истины, которая, по их мнению, уже является доказанной, априорно аподиктической, что и отличает бред и от сверхценных идей, и от логики здорового мышления.

Сверхценные идеи, примеры

При разграничении сверхценных идей, развития личности от бреда, К. Яс­перс предлагал использовать критерий понятности. При сверхценных идеях пере­живания и поведение больного определяются самой личностью больного, конкретной жизненной ситуацией, целями и ценностями конкретной личности. При бреде же ус­танавливается невыводимость бредовых идей и переживаний ни из личности, ни из ситуации, ни из мотивов, задач или целей личности. Итак, что может послужить ис­ходным мотивом, поводом для возникновения сверхценной идеи, скажем рев­ности? Что угодно. Улыбка, брошенная женой на вечере отдыха в сторону мужчи­ны, который сел за соседний столик, купленные ею дорогие французские духи, факт опоздания прихода домой с работы («задержали на собрании»), рука кавале­ра, которая скользнула чуть ниже талии во время очередного танцевального дви­жения. Но сверхценной идеей изначальный повод станет только в том случае, если в структуре личности имеются паранойяльные задатки, если имеется склон­ность к образованию сверхценных идей.

Начальник жены нашего пациента был заядлым курильщиком. Дважды во время оче­редной пьянки руководящего состава цеха начальник открыто приглашал на танец жену нашего «героя». Вскоре Отелло стал предъявлять жене упреки в супружеской неверности. Он не спрашивал ее, он констатировал, утверждал: «Твои волосы «попальцево» пахнут табаком начальника. Он запускал руку в твои волосы и оставлял там следы. Я знаю запах этого табака. Я чувствую этот запах». Он обнюхивал жену и тут же высказывал новое суждение, подтверждающее изначально сформулированный вывод о наличии любовни- ка-начальника: «Пряжка твоего лифчика также пахнет его табаком, он своей рукой уже расстегивал твой лифчик».

Что это? Уже бред или еще сверхценная идея? Сверхценным идеям или бреду ближе поведение старика-ревнивца, который ежедневно засовывал во влагалище своей «молодя­щейся старухи» сырое куриное яйцо (пример, рассказанный на одной из лекций цикла усовершенствования доцентом кафедры психиатрии Казанской ГМА). Если к вечеру яйцо оставалось целым, оно, как замок девственности, гарантировало для старика суп­ружескую верность старушки. А вот если днем ей приходилось ходить быстрее обычного или, не дай бог, по ее словам «бегать до большего ветру» и яйцо лопалось, кроме того, что к вечеру у нее «слипалось все, что может слипнуться», она зарабатывала с десяток ту­маков «сумасшедшего старика».

Вот последнее определение бреда из «Медицинского энциклопедического сло­варя» 2002 г.: «Идеи и суждения, объективно ложные, не соответствующие дейст­вительности, возникающие на болезненной почве, полностью овладевающие сознанием больного и не корригируемые разубеждением и разъяснением». Три признака из перечисленных четырех можно отнести к объективным признакам больной душевной жизни (К. Ясперс). О содержании идей и их несоответствии действительности мы узнаем из речи или письма больного, об овладении ими его сознанием - из его поведения, а также речи. Некорректируемость бреда опреде­ляется по устойчивости и убежденности высказываний больного о своих идеях и суждениях. Каждый из этих признаков по отдельности можно увидеть и опоз­нать во многих других феноменах психической жизни, в фанатизме, сверхценных идеях, да и просто в твердых убеждениях психически здоровых людей. Почему, сложив вместе все признаки, мы не получили устойчивого, отличного от иных феноменов понятия бреда? Только ли дело в том, что мы не учли признак, опреде­ляемый, как болезненная «почва». Но в понятии «почва» мы обнаруживаем типич­ную логическую ошибку и нарушение законов формальной логики. Доказывать наличие бреда как главного признака душевной болезни через болезненность «почвы» есть круг в доказательстве, где тезис доказывается аргументом, который сам нуждается в доказательстве через использование тезиса. Необходимо сказать несколько слов о «паралогике». К. Ясперс писал, что паралогика не всегда имеет место быть, и в том же месте, он же подмечает, что «критическая способность не ликвидируется, а ставится на службу бреду». Аза полстолетия до него В.Х. Кандин­ский написал о том же самом; его слова мы уже цитировали в гл. 4: «...Ликантроп может судить так: я превращен в волка, однако я вижу у себя человеческие руки и ноги, значит, мои волчьи лапы для меня невидимы, а видимые человеческие руки и ноги - обман зрения. В самом деле, невидимость шерсти на теле здесь ничего не значит перед фактом ощущения ее присутствия на теле, равно как и перед еще более важным фактом чувства своего, «на волчий манер» измененного сознания».

Так или иначе наше рассуждение приходит к тому, чем заканчивал К. Ясперс:

«Истинный бред некорректируем из-за происшедшего в личности изменения, природа которого пока не может быть описана, а тем более сформулирована в понятиях; мы должны ограничиться предположениями». . В недавно появившейся книге В.Г. Ротштейна «Психиатрия. Наука или искусство?» мы встречаем рассуждение на ту же тему: «Бред - явление совершенно другого происхождения. К интерпретации окружающего он не имеет никакого,отношения...бредовая идея и аргументы, выдви­гаемые при споре с больным, оказываются в «непересекающихся плоскостях». Они просто не могут взаимодействовать друг с другом, и именно поэтому (а вовсе не из- за упрямства пациента или из-за нашей интеллектуальной беспомощности) переу­бедить больного нельзя» .

Приводим пример из самой обыденной жизни.

Женщина принесла заявление на принудительное освидетельствование мужа. В своей нехитрой исповеди она поведала, что муж, имея троих детей и являясь «биологическим отцом», съездил в санаторий, где познакомился с нравами отдыхающих - «все женщины вешались на мужчин». Предположим, что потрясение, испытанное мужем-однолюбом, стало толчком, поводом к развитию сверхценной идеи. Женщина далее повествует, что муж после санатория начал ее ревновать сначала к своим друзьям, затем к тем, кто ра­ботает на заводе, затем «ко всем усатым и всем соседям». На этом этапе мы имеем по формальным клиническим признакам все еще пока сверхценную идею. Но вот через како­е-то время начались, по ее словам, кошмары. Он отказался от своего отцовства, соста­вил на каждого ребенка свою историю, дату зачатия и нашел другого отца. Он придумал каких-то девочек-близняшек, которых эта женщина родила якобы еще в 9-м классе, ког­да на каникулах ездила к бабушке в Узбекистан. Он стал утверждать, что любовники его жены должны его убить. Каждый шум, любой сигнал машины он стал считать сигналом любовников и сам начал включать-выключать свет, стучать по стене посередине ночи».

Мы, прочитав всего одну страницу исповеди-заявления женщины, имели возможность по содержанию идеи, переданной словами жены больного, предпо­ложительно, с большой долей вероятности, оценить прочитанное как переход сверхценной идеи ревности в бредовую, а затем расширение ее и присоединение бреда преследования. В этом наблюдении имеется возможность опознать точный момент исчезновения сверхценного механизма и переход на полностью бредовое творчество, без заимствования сюжета из реальной жизни. Если исходить из ло­гики К. Ясперса, мы с самого начала имели дело с появлением бредовой идеи, по­этому формально сверхценный этап возникновения идеи следует считать псевдосверхценным «фасадом», за которым происходит становление полномасштаб­ного интерпретативного бреда. В тот день, когда больной стал утверждать, что много лет назад, обучаясь в девятом классе, его жена родила близняшек, есть на­чало оформления ретроспективного бредообразовапия - особого вида бреда с осо­бым механизмом его возникновения. Возможность познания бреда по его содер­жанию, передаваемому в речи больного, в письменном его творчестве, в переска­зе родственников, К. Ясперс называл изучением объективных признаков больной душевной жизни, ибо мы - психопатологи - познаем феномен психического рас­стройства объективно, через плоды мышления больного, через содержание бреда. Но далеко не всегда содержание бреда является объективным признаком бреда.

Муж ревнует учительницу. Она пришла к врачу и жалуется, что у мужа бред ревнос­ти, он ревнует ее к Пушкину. Психиатр спрашивает, кому принадлежит столь извест­ная фамилия. Учительница отвечает, что великому русскому поэту, и рассказывает, что она много времени и сил действительно уделяет преподаванию поэзии Пушкина детям, ведет факультативный литературный кружок. Муж «закатывает истерики», ревнуя ее к А.С. Пушкину.

Совершенно ясно, что никакого отношения переживания мужа к бреду рев­ности не имеют. Это тот случай, о коем писал Маяковский, когда хотел бы, чтобы «не к мужу Марьи Ивановны», а к Копернику ревновал он свою любимую. А как быть, если имеется бред ревности и есть измена жены или мужа, например когда новый муж уже бывшей жены спал с нею на койке в маленькой комнатке каждую ночь, а старый муж спал рядом на раскладушке (из-за отсутствия иной жилпло­щади) и сообщал врачу-психиатру, среди прочих суждений, об измене жены и факты личного удостоверения им интимных отношений бывшей жены и ее лю­бовников? Это бред или из-за соответствия высказываний событиям действи­тельности он перестает быть бредом? Само психическое расстройство разворачи­вается не в письме родственницы больного и даже не в рассказе пациента о своих мыслях и умозаключениях, а внутри его больной души (психики). Как проник­нуть туда, как познать феномен изнутри? Наше сознание, сознание любого пси­хиатра, не может непосредственно проникнуть в сознание другого человека. Мы не можем, как утверждают некоторые шарлатаны, «читать чужие мысли», не мо­жем ощущать окружающий мир при помощи органов чувств других людей, не можем пользоваться их памятью и воображением. О том, что другой человек чувствует, о чем мыслит, мы можем знать только опосредованно, или тогда, когда происходящее внутри сознания другого человека имеет какие-либо внешние про­явления. Этому Ясперс предлагает учиться психиатру всю жизнь и называет необ­ходимое для познания внутренней жизни души действие врача-психиатра транс­понированием. Мы должны как бы переселить в своем воображении свою собст­венную душу, настроиться на волну переживаний пациента, попытаться интуитивно воспринять то, что таинственно скрыто от глаз постороннего челове­ка, что происходит в душе больного. Врач-психиатр в своем представлении пере­живает то, что и больной, он переживает это не непосредственно, а «как бы не­посредственно». Это и есть интуитивное восприятие феноменов чужой психичес­кой жизни. Во многих случаях это удается психиатру, и мы далее об этом поговорим. Но бред отличается от других нарушений мышления и психики чело­века именно тем, что проникнуть туда невозможно. Ясперс обозначил это измене­нием личности, природа которого пока не может быть описана. Автор этих строк вслед за некоторыми психиатрами, обозначает такой феномен инобытием и счи­тает это кардинальным феноменом эндогенных психозов, разложить который на отдельные симптомы принципиально невозможно. Все выше сказанное имеет отношение к так называемому интерпретативному бреду, или бреду толкования. В основе его появления лежит особая логика, которая может быть паралогикой, а может применять механизмы правильной логики (формально правильной логи­ки), безупречной с точки зрения законов логики, но любую из них может исполь­зовать инакая личность больного - точно так же, как любой из этих логик может пользоваться здоровая личность, продуцируя ошибочные умозаключения или, наоборот, открывая и создавая новые законы мира и бытия. Поскольку мы уже заговорили о бреде ревности, хотелось бы закончить эту тему. Бред ревности иногда называют синдромом Отелло, который описали Todd и Dewhurst в 1955 г. Они считали, что этот синдром возникает чаще всего на четвертом десятилетии жизни, что сначала появляется подозрение в неверности супруги или супруга. Иногда он возникает по сверхценному механизму. Следуют настойчивые и дли­тельные поиски доказательства измены, требование признать свою вину. В качес­тве доказательства нередко воспринимается отказ супруги или супруга от поло­вой близости. Встречается при алкоголизме, у параноиков, при шизофрении, эпилепсии. Блестящую дифференциальную диагностику разных видов ревности дали в качестве реабилитации литературного образа Отелло А.С. Пушкин и Ф.М. Достоевский. Вот отрывок из «Братьев Карамазовых»: «Ревность!«Отелло не ревнив, он доверчив, - заметил Пушкин...У Отелло просто разможжена душа и помутилось все мировоззрение его, потому что погиб его идеал. Но Отелло не ста­нет прятаться, шпионить, подглядывать: он доверчив.... Не то с настоящим ревнив­цем. Ревнивец чрезвычайно скоро (разумеется после страшной сцены вначале) может и способен простить. Разумеется, примирение произойдет лишь на час, потому что если бы даже и в самом деле исчез соперник, то завтра же он изобретет нового и приревнует к нему» .

Острый чувственный бред

Совершенно иной механизм возникновения, иной механизм познания и уз­навания патологического феномена бывает при остром чувственном бреде. В отли­чие от бреда толкования, при этом виде бредообразования, как пишет большинс­тво психиатров, нет логической разработки бреда, нет самого факта толкования, рассуждения. Мышление больного как бы спускается на более простой, инфантильный, чувственный уровень. «Что вижу, слышу, то и говорю, как на сердце легло, так с языка и слетело». Врачу-психиатру, любому человеку такой вид бреда более понятен, доступен, эмпатически более приемлем. Больной чем- то напоминает ребенка. Ребенок видит радугу и думает, что она висит на небе на самом деле. Ребенок увидит чучело медведя и может испугаться, оценив и восп­риняв чучело как реальную угрозу. Отец, играя с ребенком, изображая голосом, выражением лица, движениями повадки волка, может сильно напугать сына, нес­мотря на то, что он не перестает быть отцом, и в его внешнем виде ничего не из­менилось. К. Ясперс писал, что в основе любого чувственного бреда лежит бред значения или его компоненты. Все происходящее имеет особое значение и осо­бый смысл. А.В. Снежневский в своих знаменитых лекциях для иллюстрации ос­трого чувственного бреда приводит знаменитый пример с ямой.

Разрытая яма для больного с острым чувственным бредом означает явную ре­альную угрозу жизни, самим фактом своего существования являет сиюминутную опасность. Разрытая яма для больного с бредом толкования является одним из мно­гочисленных аргументов в цепочке доказательств системы преследования. Яму спе­циально вырыли сотрудники КГБ, члены мафиозного клана, любовники жены и прочие недруги, чтобы по пути домой наш больной свалился в нее или просто напугался, по принципу: «Знай наших» .

Много лет назад в комнату свидания мужского отделения диспансера зашла молоденькая женщина, жена одного «острого» больного. У пациента развивался острый чувственный бред интерметаморфоза.

В числе прочих высказываний тут же на свидании, увидев свою жену в коротенькой летней юбочке и белой блузке, под которой не было лифчика, он начал кричать, что его навещает не жена, а проститутка, которая приняла облик жены, подделала ее прическу, одела ее одежду, но «правду не скроешь, вон стерва вымя развесила». Женщина пришла в ужас. Залилась слезами, закрыла руками грудь: «Митя, Митя, это же я - Света!» Па­циента увели в возбуждении. Он шел по коридору и продолжал кричать: «Проститутка, заделалась под жену, даже брови подвела, правду не скроешь, через рубашку...видно, а юбка...не закрывает». Вместо многоточий нецензурные определения известных частей женского тела. Больной воспринимал комнату свидания, все, что в ней происходило, как розыгрыш, как инсценировку, как спектакль, а главным элементом инсценировки стала его собственная жена, вернее якобы разыгравшая роль жены какая-то мифическая прос­титутка. Прошла неделя. Во время очередного обхода тихий, спокойный, обычно рассуди­тельный мужчина средних лет, получающий терапию трифтазином по поводу хроничес­кого бреда преследования, остановил врача и заговорщическим шепотом сообщил о своих раздумьях в течение недели по поводу увиденного инцидента. Он пришел к выводу, что мо­лодая женщина, по всей вероятности, действительно была не женой нашего больного, а «подставной» - на самом же деле сотрудницей КГБ, которую специально подослали следить за ним, собеседником врача. Он, этот пациент, в течение 20 лет подвергается преследованиям КГБ за особую теорию выживания в условиях социализма. Он сразу не об­ратил внимания на женщину, но впоследствии такие признаки, как стройность длинных ног, полуобнаженная грудь, а также совсем другое обстоятельство вызвало у него подоз­рение. Она принесла в передачке своему якобы мужу не наши яблоки - «антоновку», а им­портные, слишком красивые, явно привезенные из-за рубежа. Через неделю упорных размышлений наш собеседник отчетливо понял, что молодая девушка - одна из сотен сек­ретных агентов, продолжающих слежку за ним даже в психиатрическом стационаре. Все это он высказал спокойным, ровным монотонным голосом, его совершенно не интересовало отношение врача к сообщению. Он обосновал логически следующим образом свои выводы.

Чтобы было меньше подозрений, наше КГБ переняло опыт зарубежных шпионских служб и вербует в специальные агенты миловидных девушек с пышными грудью и бедрами. Агенты специально демонстрируют напоказ свои сексапильные прелести, чтобы снять с себя вся­кие подозрения. Пусть лучше сомневаются в их моральном облике, но не подумают, что это шпионы. Наивным мужиком именовал второй больной первого, «проститутка» - это слишком просто для тайных агентов. А вот яблоки - это прокол, это начальство КГБ в расчет не приняло, и только он - тертый калач - раскусил истинную суть подставы.

Закончив речь, он повернулся и ушел в другой конец коридора. Устами вто­рого больного не только толковался случай в комнате свидания, не только вербализировался интерпретативный бред, но и давалась почти патогенетическая оценка бредообразования чувственного - как наивного творчества, как слишком простого и очень для него (и не только для него) понятного. Итак, один и тот же факт, одно и то же событие жизни получало различное психопатологическое оформление. Первый больной немедленно, тут же, по ходу восприятия реально существующей в действительности женщины (его собственной жены), без какой- либо интеллектуальной переработки, логического обоснования, ex tempera, про­дуцирует бредовую оценку увиденного, входящую составной частью в один из симптомов острого чувственного бреда - симптом Фреголи (бред двойника, в дан­ном случае отрицательного). Второй больной, увидев то же самое, оценивая те же самые чувственные впечатления и восприятие реально существующей женщины, разрабатывает логически безупречную систему доказательства шпионской сущ­ности привлекательной девушки. Его логика, кстати, почти ничем не отличается от логики сталинских трибуналов, которые могли приклеить ярлык американско­го шпиона студенту, который для углубленного изучения английского языка пе­реводил Джека Лондона в подлиннике. Разница, с точки зрения аргументации шпионской деятельности, между импортным яблоком и импортной книгой ми­нимальная. Это означает, что только по содержанию, только по объективному признаку больной душевной жизни - сути содержания бредовой идеи, невозмож­но убедительно доказать болезненную природу умозаключения. Мы уже затрону­ли один из видов острого чувственного бреда, но симптом Фреголи является од­ним из частных случаев синдрома Капгра, описанного в 1923 г. При нем отмеча­ются нарушения узнавания, определения, идентификации людей. Больной не узнает близких, родных, знакомых, принимает их за двойников или загримиро­ванных под них подставных лиц, что носит название бреда отрицательного двой­ника. В других случаях незнакомых людей больной воспринимает как известных, знакомых ему (бред положительного двойника). В 1979 г. Н.Г. Шумский предста­вил четыре варианта синдрома Капгра: 1) иллюзорная форма ложного узнавания; 2) иллюзорно-бредовая; 3) бредовая форма (именно к этому варианту относятся бред двойника и симптом Фреголи); 4) ложные узнавания с бредом и сенсорными нарушениями. К этому варианту автор относил и бред интерметаморфозы Курбо- на-Тюска-Домезона. В 1976 г. В.Н. Краснов описал симптом ретроспективных на­рушений узнавания, при котором ложное опознание формируется через некоторое время после визуального контакта с ложно опознаваемым лицом - больной рет­роспективно утверждает, что когда-то им виденный человек был ему знаком, или, наоборот, под видом знакомого человека или родственника предстал совершен­но незнакомый человек. Нетрудно заметить, что в данном случае речь идет о ретроспективном, отставленном во времени каком-либо варианте симптомов положительного или отрицательного двойника.

Касаясь сверхценных идей, следует отметить, что они занимают промежуточное место между навязчивыми и бредовыми идеями. Термин сверхценные идеи или доминирующие идеи (Случевский), переоцениваемые идеи (Серейский) был введен в психопатологию в 1892 году Вернике. В настоящее время под названием сверхценных идей следует понимать ошибочные либо односторонние суждения или группы суждений, которые вследствие своей резкой аффективной окраски получают перевес над всеми остальными идеями, причем доминирующее значение этих идей держится в течение длительного времени. Это определение сверхценных идей показывает, что такого рода идеи могут встречаться как у нормальных людей, так и у психически больных. Причем возникают эти идеи не против желания субъекта, а в силу его аффективной потребности в них. Сверхценные мысли - это глубокое убеждение , которое человек ценит, которым он дорожит. Сверхценные идеи можно встретить у ученого, сильно увлеченного какой-либо теорией, не имеющей реального обоснования; художника, захваченного определенной фантастической идеей; у религиозного фанатика, глубоко преданного своим убеждениям, и т.д. Сверхценные идеи могут вырастать на основе борьбы за нарушенные права, за неосуществимые изобретения. Сверхценные идеи тесно спаиваются со всей личностью субъекта, со всей его аффективностью. Формальные механизмы мышления при сверхценных идеях не нарушаются. Кроме того, сверхценные идеи поддаются корригированию, иначе говоря, путем веских логических доводов, нередко с большим трудом, все же удается убедить субъекта в ошибочности его суждения.

В норме каждая идея, каждое суждение имеет для субъекта ту или иную ценность. Сверхценные же идеи, вследствие своей аффективной окраски и связанным с ней содержанием, непомерно властвуют над мышлением и уже в норме с трудом поддаются критической оценке со стороны субъекта. Существуют переходы от навязчивых к сверхценным идеям. Так, Фридман говорит о группе сверхценных идей, субъективно переживаемых, как тягостное доминирующее представление. С другой стороны, существуют практические трудности в отграничении сверхценных идей от бредовых. Содержание сверхценных идей обычно отличается тем, что соответствие их объективной реальности проблематично. В достоверности их можно сомневаться. Однако в силу резко выраженной спаянности сверхценных идей с личностью субъекта достоверность их для данного субъекта не подлежит сомнению. В качестве примера можно привести сверхценные идеи, связанные с понятием о чести: оскорбление чести может повлечь за собой мысли о мести. Яркий пример сверхценной идеи - мнимая болезнь. Таким образом, по своему содержанию сверхценные идеи могут носить фанатический, ипохондрический и тому подобный характер.

Ошибочные суждения в норме поддаются критике, т.е. корректируются осознанием их ошибочности, путем принятия доказательств несоответствия этих суждений объективной действительности. Однако, чем сильнее ошибки суждений коренятся в потребности чувств, тем упорнее отрицаются доказательства ошибочности этих суждений. При сверхценных идеях заряженность их аффектом так сильна, что они с большим трудом поддаются логическому корригированию. Корригирование сверхценной идеи состоит не только в осознании субъектом ее ошибочности, но еще и в том, что она должна потерять свою доминирующую значимость в ряде других суждений.

Существуют, несомненно, переходы от сверхценных идей к бредовым, например, в паранойяльных сутяжных идеях, или же в так называемых «колеблющихся» - «осциллирующих» бредовых идеях, описываемых Фридманом. Несмотря на возможные переходы сверхценных идей к бредовым, их вce же следует отграничивать от последних. Из болезненных состояний, при которых могут наблюдаться сверхценные идеи, следует указать на паранойю. Особенно яркие сверхценные идеи встречаются при паранойяльном развитии сутяжного характера, Н.Ф. Случевский высказал предположение, что сверхценные или доминирующие идеи являются так же, как и бредовые идеи, результатом патологической инертности раздражительного процесса, однако без фазовых явлений.

В психиатрии важное значение имеет определение, клиническая характеристика, дифференциальная диагностика доминирующих, сверх ценных, навязчивых и бредовых идей, а также соотношение этих психопатологических феноменов с понятием сознание.

В первую очередь в целях дифференциальной диагностики от навязчивых состояний вкратце остановимся на клинических характеристиках сверх ценных идей и бреда.

Сверхценные идеи , как психопатологический синдром не имеет четких дефиниций, однако, они в чем-то родственны навязчивым идеям.

Данный термин ввел в психиатрическую практику C. Wernicke в 1892 году. Под сверхценными идеями этот психиатр понимал идеи, возникающие на основании переживаний, сопровождающихся аффектом, и признаваемые больными вполне обоснованными, разумными, выражающими их убеждения.

Автор термина разделил сверхценные идеи на нормальные, при которых аффективные переживания адекватны причинам, вызвавших их и болезненные, которые представляли собой «психотическую гиперболизацию» объективных причин.

C. Wernicke (1906) определял сверхценные представления как воспоминания о каком-либо особенно аффективно заряженным переживании или о целом ряде взаимосвязанных переживаний. Он также описал характерный симптом сверхценных идей - «негативную фальсификацию воспоминаний», при котором отдельные поступки и представления, имевшие место при видимой ясности сознания, из памяти стираются, в то время как события во временном соседстве помнятся с точностью

O. Bumke (1930) выделял активный и пассивный варианты сверхценных идей, полагая, что они могут переходить друг в друга.

Современные психиатры среди клинических критериев сверхценных идей выделяют следующие: возникновение на основе реальных событий, оформление в виде понятных представлений, наличие тесной связи с убеждениями и принципами, фиксацию на стремлениях свойственных больному, признание идей своими при безусловной осмысленности (обратите внимание на внешнее сходство последнего критерия с дефиницией навязчивых мыслей), без чувства чуждости и навязчивости, присутствие яркого аффекта, гиперболизация переживаний, глобальное влияние на мотивы деятельности. В отличии от бреда при сверхценных идеях возможно разубеждение больного. Сверхценные идеи также отличаются от бреда отсутствием патологического толкования действительности и попытки ее объективной оценки.

Сверхценные идеи

  1. Возникновение на реальной основе
  2. Нессответствующая реальным события значимость
  3. Аффективная заряженность, сочетание с выраженными изменениями аффекта
  4. «Мерцание» выраженности идей в зависимости от сопровождающего аффекта
  5. Оформление в виде психологически понятных представлений и объяснений
  6. Наличие тесной связи с убеждениями и принципами
  7. Стремление к доказательству своей правоты
  8. Идентификация как собственных, без чувства чуждости, насильственности и навязчивости
  9. Затяжное и глобальное влияние на мотивы поступков и деятельность
  10. Возможность разубеждения
  11. Сохранность стремления к объективной оценке (отсутствие патологического толкования действительности и событий)
  12. Неспецифичность

Склонность к образованию сверхценных идей, добавим от себя и бреда, отмечается у «параноических личностей» (Ганнушкин П.Б., 1901). В этих случаях характерны представления больных о собственной исключительности, эгоцентрическая узость мышления, взглядов, оценок, интересов, тенденция к стойкой фиксации на определенных идеях, аффективная заряженность актуальных переживаний, упорство в достижении поставленных целей. Этим людям свойственна борьба за справедливость, которую они понимают однобоко (Гофман А.Г., 2006).

Сверхценные идеи неспецифичны для какого либо психического расстройства, а в ряде случаев, и с трудом дифференцируются не только от доминирующих идей, но и от бреда. Обычно, сверхценные идеи мерцают в своей выраженности в зависимости от интенсивности сопровождающего их аффекта.

От навязчивостей сверхценные идеи отличаются тем, что они более «нормальные», объяснимые по образу происхождения, в то время, как навязчивые представления оцениваются как необоснованные и часто прямо как бессмысленные.

Под бредом большинство психиатров понимают неправильную (ложную, нелепую, болезненную, основанную на ошибочных выводах) идею, не соответствующую действительности (объективной реальности), не поддающуюся коррекции при попытке разубеждения и возникающую на патологической почве (обусловленные первично или вторично патологическими причинами, возникающими на почве психического заболевания). Обычно обращает на себя внимание глубокая убежденность (высокая субъективная достоверность) больного в истинности бредовой идеи. Многие психиатры подчеркивают, что бредовые идеи чаще выводятся из интуитивного знания, а не на основе недостаточной логики.

М.И. Рыбальский (1993) в своей монографии «Бред», предлагает сводное и, на наш взгляд, достаточно сложное и спорное определение этого психопатологического синдрома. «Бред - это особое, болезненное проявление мыслительной деятельности человека, результат патологического творчества, при котором отсутствует причинно-следственная связь между фактом возникновения бреда и уровнем интеллектуального развития, но отмечается влияние указанного уровня на характер, особенности и содержание бреда. Сущность бреда заключается в специфическом или неспецифическом нарушении познавательных, ассоциативных и апперцептивных процессов, предопределяющих возникновение суждений и умозаключений, не соответствующих объективной реальности, пространству, времени и противоречащих в большинстве случаев основным законам формальной логики. Основное свойство бреда состоит в том, что он обычно занимает господствующее положение в сознании больного, абсолютно не поддается какому-либо логическому разубеждению, нередко наоборот укрепляющемубредовую убежденность больного и ведущему к творческой разработке „доказательств“ правильности собственных умозаключений. Типичными признаками бреда являются неадекватная, паралогичная оценка информации, касающейся темы бреда, прогредиентная (в плане бреда) разработка этой информации, а также сопровождение собственных бредовых высказываний чувством особой их значимости и аффектом, часто адекватным бредовому умозаключению».

На первый взгляд между навязчивыми и бредовыми идеями, особенно при параноидальном синдроме есть некоторое сходство. Кажется, что они возникают из «глубины бессознательного» первичным путем, лишены аффективной основы, хотя волнения и тревога могут способствовать их возникновению. В обоих случаях они появляются внезапно, нарушают логическое течение мыслей, нередко кажутся странными самому пациенту, обладают гнетущим влиянием на сознание и, чаще всего, не приводят к выраженному когнитивному дефициту. Однако, внимательный психиатр заметит между навязчивыми и паранойяльными бредовыми идеями фундаментальное различие, заключающееся в том, что первичные нелепые идеи у параноиков быстро воспринимаются больным, систематизируются в то время как навязчивые идеи с самого начала и далее представляются пациенту болезненными «незваными пришельцами», мешающими нормальному процессу мышления (Krafft-Ebing R., 1990). Кроме того, в отличии от бреда, навязчивые мысли обычно носят непостоянный характер и часто возникают эпизодически, как бы приступами (Перельман А.А., 1957).

 

Возможно, будет полезно почитать: