Типы рациональности. Роль интуиции в познании
Введение_________________________________________________________3
Понятие интуиции в истории философии______________________________4
Понятие интуиции, ее черты_________________________________________6
Виды интуиции____________________________________________________9
Формирование и проявление интуиции_______________________________12
Соотношение интуитивного и дискурсивного в познании_______________20
Заключение______________________________________________________22
Список литературы________________________________________________23
ВВЕДЕНИЕ
В получении нового знания большую роль играют логическое мышление, способы и приемы образования новых понятий, законы логики. Но опыт познавательной деятельности свидетельствует, что обычная логика во многих случаях оказывается недостаточной для решения научных проблем; процесс производства новой информации не может быть сведен ни к индуктивно, ни к дедуктивно развертываемому мышлению. Важное место в этом процессе занимает интуиция, сообщающая познанию новый импульс и направление движения.
Наличие такой способности человека признают многие выдающиеся ученые нашего времени. Луи де Бройль, например, отмечал, что теории развиваются и часто даже меняются коренным образом, что было бы невозможно, если бы основы науки были чисто рациональными. Он убедился, по его словам, в неизбежном влиянии на научное исследование индивидуальных особенностей мышления ученого, имеющих не только рациональный характер. «Я, в частности, - пишет Луи де Бройль, - имею в виду такие сугубо личные способности, столь различные у разных людей, как воображение и интуиция. Воображение, позволяющее нам представить себе сразу часть физической картины мира в виде наглядной картины, выявляющей некоторые ее детали, интуиция, неожиданно раскрывающая нам в каком-то внутреннем прозрении, не имеющем ничего общего с тяжеловесным силлогизмом, глубины реальности, являются возможностями, органически присущими человеческому уму; они играли и повседневно играют существенную роль в создании науки» («По тропам науки». М., 1962. С. 293-294).
Остановимся на интуиции. Интуиция как специфический познавательный процесс, непосредственно продуцирующий новое знание, выступает столь же всеобщей, свойственной всем людям (правда, в разной степени) способностью, как и чувства, и абстрактное мышление.
ПОНЯТИЕ ИНТУИЦИИ В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ
В истории философии проблеме интуиции уделялось большое внимание, понятие интуиции имело разное содержание. То она понималась как форма непосредственного интеллектуального знания или созерцания (интеллектуальная интуиция). Так, Платон понимал под интуицией созерцание идей (прообразов вещей чувственного мира), которое есть вид непосредственного знания, приходящее как внезапное озарение, предполагающее длительную подготовку ума. Имелось различие в трактовке интуиции между Платоном и Аристотелем: разум, согласно Аристотелю, «созерцает» общее в самих вещах, согласно Платону – «припоминает» в особом мире идеальных сущностей (см.: Лебедев С. А. «Интуиция как метод научного познания». М., 1980. С. 29). Но оба не мыслили себе творчество без нее. Философы Нового времени, разрабатывавшие методы рационального познания природы, тоже не могли не отметить нарушений логики рационального познания, осуществлявшихся посредством интуиций. Декарт утверждал: «Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что оно не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим, или, что одно и то же, прочное понятие ясного и внимательного ума, порождаемое лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция…» (Декарт Р. «Избранные произведения». М., 1950. С. 86). Р. Декарт считал, что разумное познание, пройдя через «чистилище» методического сомнения, сопряжено с интуицией, дающей первые принципы, из которых затем выводится все остальное знание путем дедукции. «Положения, непосредственно вытекающие из первого принципа, можно сказать, познаются, - писал он, - как интуитивным, так и дедуктивным путем, в зависимости от способа их рассмотрения, сами же принципы – только интуитивным, как и, наоборот, отдельные их следствия – только дедуктивным путем» (Декарт Р. «Избранные произведения». М., 1950. С. 88).
То она трактовалась как познание в виде чувственного созерцания (чувственная интуиция). «Безоговорочно несомненное, ясное, как солнце… только чувственное», а потому тайна интуитивного познания и «сосредоточена в чувственности» (Фейербах Л. «Избр. филос. произв. В 2-х т.» Т. 1. С. 187).
Интуиция понималась также и как инстинкт, непосредственно, без предварительного научения определяющий формы поведения. Большое значение проблеме интуиции придавал А. Бергсон. Он, в частности, обратил внимание на философскую интуицию, посвятив ей специальную работу (вышла на русском языке в 1911 г.). Интуицию он связал с инстинктом, с познанием живого, изменчивого, с синтезом, а логическое – с интеллектом, с анализом. По его мнению, логика торжествует в науке, которая имеет своим предметом твердые тела. Связывая интуицию с получением нового знания в форме чувственных и понятийных образов, он сделал ряд тонких наблюдений; вместе с тем, опираясь на идеалистическое миропонимание, он упустил возможность широкой научной трактовки интуиции, что видно уже из его противопоставления интуиции логике.
Интуиция понималась также и как скрытый, бессознательный первопринцип творчества (З.Фрейд).
В некоторых течениях зарубежной философии (интуитивизм и др.) интуиция трактуется и как божественное откровение, как всецело бессознательный феномен, несовместимый с логикой и жизненной практикой, опытом.
Различные толкования интуиции в домарксистских или немарксистских философских и психологических учениях подчеркивают в феномене интуиции общий момент непосредственности в процессе познания, в отличие (или в противоположность) от опосредствованного характера логического мышления.
ПОНЯТИЕ ИНТУИЦИИ, ЕЕ ЧЕРТЫ
Процесс мышления не всегда осуществляется в развернутом и логически доказательном виде. Бывают случаи, когда человек чрезвычайно быстро, почти мгновенно схватывает сложную ситуацию и находит правильное решение. Порой в сокровенных глубинах души как бы наплывом возникают поражающие силой прозрения образы, которые намного обгоняют систематизированную мысль. Способность постижения истины путем прямого ее усмотрения без обоснования с помощью доказательства именуется интуицией («Философский энциклопедический словарь». М., 1989. С. 221).
Обычно, характеризуя интуицию, отмечают такие ее черты, как внезапность, непосредственность, неосознанность. Интуиция – сложный познавательный акт, связанный с опосредствующей ролью человеческого опыта, с сознанием.
В самом деле, возьмем такой признак интуиции, как внезапность. Решение проблемы приходит всегда неожиданно, случайно, и, казалось бы, в неподходящих для творчества условиях, так или иначе контрастирующих с условиями целенаправленного научного поиска. Для определенного цикла познания внезапность действительно имеет место. Однако и это подтверждается многочисленными фактами, прежде чем интуитивный акт осуществляется, ему предшествует период длительной работы сознания. Именно в это время закладываются основы будущего открытия, которое в дальнейшем может произойти внезапным путем. Интуиция в данном случае лишь венчает период развернутой сложной интеллектуальной деятельности человеческого ума.
Точно так же обстоит дело с непосредственностью интуиции. Непосредственным знанием (в отличие от опосредованного) принято называть такое, которое не опирается на логическое доказательство. Строго говоря, абсолютно непосредственных форм знания не существует. Это в равной степени относится и к логическим абстракциям, и даже к чувственным восприятиям. Последние лишь по видимости непосредственны. В действительности же они опосредствуются прошлым опытом и даже будущим. Интуиция также опосредствована всей предшествующей практикой человека, деятельностью его мышления. По словам П. В. Копнина, интуиция является непосредственным знанием только в том отношении, что в момент выдвижения нового положения оно не следует с логической необходимостью из существующего чувственного опыта и теоретических построений (Копнин П. В. «Гносеологические и логические основы науки». С. 190). В этом своем значении интуиция (или «интуитивное») сопоставляется с «дискурсивным» (от лат. discursus – рассуждение, довод, аргумент) как с обоснованным предшествующими суждениями, принимаемым на основе аргументов, логических доказательств; дискурсивное является опосредованно, интуитивное – непосредственно получаемым знанием.
Столь же относительный характер носит и неосознанность интуиции. Она тоже является прямым продуктом предшествующей сознательной деятельности человека и связана с кратковременностью решения задачи в определенных ситуациях. Интуиция включает в себя несколько этапов: 1) накопление и бессознательное распределение образов и абстракций в системе памяти; 2) неосознанное комбинирование и переработка накопленных абстракций, образов и правил в целях решения определенной задачи; 3) четкое осознание задачи; 4) неожиданное для данного человека нахождение решений («Введение в философию». Ч. 2. С. 346). Об этой особенности интуиции французский математик и физик А. Пуанкаре писал: «То, что поражает тут прежде всего, это проблески внезапного озарения, которые являются признаками предшествующей долгой бессознательной работы. Необходимо сделать еще одно замечание относительно обстоятельств, при которых происходит эта бессознательная работа, она возможна и, во всяком случае, плодотворна только тогда, когда, с одной стороны, ей предшествует, а с другой, следует за ней период сознательной работы».
Иногда неосознанным остается и результат, а самой интуиции при таком исходе ее действия уготована лишь участь возможности, не ставшей действительностью. Индивид может вообще не сохранить (или не иметь) никаких воспоминаний о пережитом акте интуиции. Одно замечательное наблюдение было сделано американским математиком Леонардом Юджином Диксоном. Его мать и ее сестра, которые в школе были соперницами по геометрии, провели долгий и бесплодный вечер над решением какой-то задачи. Ночью матери приснилась эта задача, и она стала решать ее вслух громким и ясным голосом; ее сестра, услышав это, встала и записала. На следующее утро в ее руках было правильное решение, неизвестное матери Диксона (Налчаджян А. А. «Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества)». М., 1972. С. 80). Этот пример иллюстрирует, помимо прочего, неосознанный характер явления, называемого «математические сны» и действие интуиции на бессознательном уровне человеческой психики.
Таким образом, интуитивной способности человека свойственны: 1) неожиданность решения задачи, 2) неосознанность путей и средств ее решения и 3) непосредственность постижения истины на сущностном уровне объектов.
Данные признаки отделяют интуицию от близких к ней психических и логических процессов. Но и в этих пределах мы имеем дело с достаточно разнообразными явлениями. У разных людей, в различных условиях интуиция может иметь разную степень удаленности от сознания, быть специфичной по содержанию, по характеру результата, по глубине проникновения в сущность, по значимости для субъекта и т. п.
ВИДЫ ИНТУИЦИИ
Интуиция подразделяется на несколько видов прежде всего в зависимости от специфики деятельности субъекта. Особенности форм материальной практической деятельности и духовного производства определяют и особенности интуиции сталевара, агронома, врача, биолога-экспериментатора. Выделяются такие виды интуиции, как техническая, научная, обыденная, врачебная, художественная и т. п.
Интуицию издавна делят на две разновидности: чувственную (предчувствие опасности, угадывание неискренности, благорасположения) и интеллектуальную (мгновенное решение практической, теоретической, художественной или политической задачи).
По характеру новизны интуиция бывает стандартизированной и эвристической. Первую из них нередко называют интуицией-редукцией. Пример – врачебная интуиция С. П. Боткина. Известно, что, пока пациент проходил от двери до стула (длина кабинета была 7 метров), С. П. Боткин мысленно ставил предварительный диагноз. Большая часть его интуитивных диагнозов оказывалась верной. С одной стороны, в данном случае, как и вообще при постановке любого врачебного диагноза, имеет место подведение частного (симптомов) под общее (нозологическую форму заболевания); в этом отношении интуиция действительно проступает как редукция, и никакой новизны в ней как будто и нет. Но иной аспект рассмотрения, а именно аспект отношения к конкретному объекту исследования, постановка конкретного диагноза по нередко неоднозначному комплексу симптомов обнаруживает новизну решаемой проблемы. Поскольку при такой интуиции все же применяется определенная «матрица» - схема, постольку сама она может быть квалифицирована как «стандартизированная».
Эвристическая (творческая) интуиция существенно отличается от стандартизированной: она связана с формированием принципиально нового знания, новых гносеологических образов, чувственных или понятийных. Тот же С. П. Боткин, выступая как ученый-клиницист и разрабатывая теорию медицины, не раз использовал такую интуицию в своей научной деятельности. Она помогла ему, например, в выдвижении гипотезы об инфекционной природе катаральной желтухи («болезни Боткина»).
Сама эвристическая интуиция имеет свои подвиды. Для нас важное подразделение по гносеологическому основанию, т. е. по характеру результата. Интерес представляет точка зрения, согласно которой сущность творческой интуиции заключается в своеобразном взаимодействии наглядных образов и абстрактных понятий, а сама эвристическая интуиция выступает в двух формах: эйдетической и концептуальной.
В принципе возможны следующие пути формирования чувственных образов и понятий в человеческом сознании: 1) сенсорно-перцептивный процесс, в результате которого появляются чувственные образы; 2) чувственно-ассоциативный процесс перехода от одних образов к другим; 3) процесс перехода от чувственных образов к понятиям; 4) процесс перехода от понятий к чувственным образам; 5) процесс логического умозаключения, в котором совершается переход от одних понятий к другим. Очевидно, что первое, второе и пятое направления создания гносеологических образов не являются интуитивными. Поэтому возникает предположение, что формирование интуитивного значения связано с процессами третьего и четвертого типов, т. е. с переходом от чувственных образов к понятиям и от понятий к чувственным образам. Правомерность такого предположения подтверждается тем, что характер указанных процессов хорошо согласуется с наиболее типичными чертами интуитивного «усмотрения истины», зафиксированными в феноменологических описаниях интуиции: в них происходит трансформация чувственно-наглядного в абстрактно-понятийное и наоборот. Между наглядными образами и понятиями нет каких-либо промежуточных ступеней, отличных от них; даже самые элементарные понятия отличаются от чувственных представлений. Тут возникают понятия, не выводимые логически из других понятий, и образы, не порождаемые другими образами по законам чувственной абстракции, а потому естественно, что полученные результаты кажутся «непосредственно усмотренными». Этим объясняется также скачкообразный характер указанной трансформации и процесса получения результата.
Примеры эйдетической интуиции – наглядное представление о структуре молекулы бензола, возникшее у Кекуле, или наглядное представление о строении атома, созданное Резерфордом. Эти представления не сводятся к простому воспроизведению данных непосредственного чувственного опыта и формируются с помощью понятий. Примеры концептуальной интуиции – возникновение понятия о кватернионах у Гамильтона или понятия о нейтрино у Паули. Эти понятия возникали не путем последовательного логического рассуждения (хотя данный процесс предварял открытие), а скачкообразно; большое значение при их формировании имело комбинирование соответствующих чувственных образов.
С позиций такого понимания творческой интуиции и ее разновидностей дается и ее определение. Творческая интуиция определяется как специфический познавательный процесс, заключающийся во взаимодействии чувственных образов и абстрактных понятий и ведущий к созданию принципиально новых образов и понятий, содержание которых не выводится путем простого синтеза предшествующих восприятий или путем только логического оперирования имеющимися понятиями.
ФОРМИРОВАНИЕ И ПРОЯВЛЕНИЕ ИНТУИЦИИ
Многообещающи в плане возможностей раскрытия физиологии интуиции исследования канадских физиологов во главе с В. Пенфильдом. Их исследования показали, что при раздражении электродами некоторых участков головного мозга вызываются эмоции и человек переживает только эмоциональное состояние, например страх, без воспоминания о каком-либо событии. Опыты показывают также, что определенные участки мозга «ответственны» за воспроизведение событий; такое воспроизведение сопровождается появлением эмоций, причем последние зависят от значения события.
Эти данные указывают на возможное вхождение эмоционального компонента в механизм интуиции. Сами эмоции не столь специфицирующи, как, допустим, зрение. Они более общие, интегральные, одно и то же переживание может быть соотносимо с появлением разнородных чувственных или понятийных образов. Возможно, что в актуальном плане, т. е. при данной проблемной ситуации, возникшая эмоция воздействует на участки коры головного мозга с долговременной памятью и по ассоциации вызывает прошлые эмоции, а с их помощью и соответствующие чувственные и понятийные образы или варианты, близкие к ним. Но возможны и другие направления эмоций. Так или иначе, а их роль состоит, вероятно, в извлечении из долговременной памяти многообразных вариантов решения проблемы с последующим выбором одного из них на заключительной стадии интуитивного процесса. Но возможно, что их роль иная, что эмоции определяют сам выбор того или иного варианта решения из множества возможных.
Загадочна быстрота, с какой действует интуиция. На эту сторону проливают свет многие экспериментальные данные, в том числе и полученные В. Пенфильдом. Опыты показали, что три компонента речи – идеационный (понятийный), вербализационный и моторный – локализуются относительно самостоятельно. Оценивая эти данные в плане интуиции, А. А. Налчаджян пишет: «Если принять эту схему, то можно заключить, что вполне возможно мышление бессловесное с отсутствием или слабым моторным сопровождением. А это не что иное, как подсознательное или же осознанное, но образное (отмеченное еще Эйнштейном и Вертгаймером) мышление» (Налчаджян А. А. «Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества)». С. 149). А. А. Налчаджян приводит весьма убедительные доводы в подтверждение того положения, что после прекращения сознательного анализа научной проблемы процесс ее решения продолжается в подсознательной сфере, что соответствующие электрофизиологические процессы также не прекращаются, а преобразуются, продолжают протекать, но лишь с измененными характеристиками.
При такой форме мышления значительно ускоряется мыслительный процесс. Наблюдается удивительное явление: возможность переработки на бессознательном уровне 109 бит информации в секунду, а на сознательном только 102. Все это является важной предпосылкой для развертывания быстрых мыслительных процессов, для оперирования огромной по своему объему «чистой» информацией в подсознательной (бессознательной) сфере. Подсознание способно проводить за короткое время огромную работу, которая не под силу сознанию за тот же короткий срок.
В процессе интуитивного решения принимает участие также эстетический фактор. При любой разновидности интуиции – эйдетической или концептуальной – происходит как бы дорисовка картины (ситуации) до целостности.
Взаимосвязь целого и части, системы и элемента также внедряется в сознание и бессознательную сферу человеческой психики в форме определенной схемы или структуры (в самом общем виде), облекаясь в психологическую установку на достижение гармоничности и совершенства. Стремление к гармонии и красоте, осуществляемое на подсознательном уровне, может послужить фактором, оказывающим решающее влияние на выбор из множества вариантов в пользу более совершенного.
И эстетический, и, надо полагать, этический факторы, как и эмоциональный и праксеологический факторы – все они в той или иной степени связаны с формированием интуиции и ее действием в проблемных ситуациях. Их обнаружение в процессах интуиции свидетельствует, помимо прочего, о том, что в познавательной деятельности участвуют отнюдь не «чистые» физиологические и биохимические образования, а человеческая личность, базирующая свое познание на этих механизмах, использующая их как средства, но развертывающая эту деятельность в широком поле многообразных, живых человеческих отношений и в практике. Индивидуальное познание своеобразно, как специфична и интуитивная способность каждого человека, его жизненная уникальность; но через всю эту специфичность проявляет свое действие общая социокультурная детерминация познавательной деятельности, общественная природа человеческой личности.
Рассмотрение вопроса о возможном механизме и компонентах интуиции позволяет увидеть, что интуиция не сводима ни к чувственно-сенситивному, ни к абстрактно-логическому познанию; в ней имеются и те, и другие формы познания, но имеется и нечто, выходящее за эти рамки и не позволяющее редуцировать ее ни к той, ни к другой форме; она дает новое знание, не достижимое никакими другими средствами.
К общим условиям формирования и проявления интуиции относятся следующие: 1) основательная профессиональная подготовка субъекта, глубокое знание проблемы; 2) поисковая ситуация, состояние проблемности; 3) действие у субъекта поисковой доминанты на основе непрерывных попыток решить проблему, напряженные усилия по решению проблемы или задачи; 4) наличие «подсказки».
Последний момент в некоторых случаях явно не обнаруживается, как это было в факте, сообщенном математиком Л. Ю. Диксоном. Но значительное число открытий или изобретений, как показывает история науки и техники, связана с действием «подсказки», которая служит «пусковым механизмом» для интуиции. В качестве такой реализаторной причины для И. Ньютона было, как известно, яблоко, упавшее ему на голову и вызвавшее идею всемирного тяготения, для инженера-мостовика С. Броуна – висящая между ветвями паутина, натолкнувшая его на идею висячего моста, для Ф. А. Кекуле – змея, ухватившая собственный хвост, и т. д.
Роль «подсказки» хорошо видна из следующего опыта. Моделировались условия творческой деятельности (Пономарев Я. А. «Психология творчества». М., 1976. С. 213 – 220). Большому количеству взрослых (600 человек) предлагалось решить задачу, названную «Четыре точки». Ее формулировка: «Даны четыре точки; требуется провести через эти четыре точки три прямые линии, не отрывая карандаша от бумаги, так, чтобы карандаш возвратился в исходную точку». Испытуемые подбирались из числа тех, кто не знал принципа решения задачи. Время для решения ограничивалось 10 минутами. Все без исключения испытуемые после ряда безуспешных попыток прекращали решение и признавали задачу нерешаемой. Для достижения успеха надо было «вырваться» за пределы участка плоскости, ограниченного точками, однако это никому не приходило в голову – все оставались внутри данного участка. Затем испытуемым предлагали «подсказку». Они обучались правилам игры в хальму. Сообразно правилам этой игры они должны были перескочить одним ходом белой фишки через три черных так, чтобы белая фишка возвратилась на прежнее место. Выполняя это действие, испытуемые прокладывали рукой маршрут, совпадающий со схемой решения задачи, т. е. соответствовавший графическому выражению решения этой задачи (испытуемым давали и другие подсказки). Если такую подсказку давали до предъявления задачи, то успех был минимальным, если после того, как испытуемый попадал в проблемную ситуацию и убеждался в бесплодности предпринятых попыток ее решить, - задача решалась. Этот простой опыт говорит о том, что собственная трудность задачи возникает по той причине, что ее условия непосредственно воспроизводят в прошлом опыте испытуемого чрезвычайно упроченные эмпирически обобщенные приемы – объединение точек по кратчайшему расстоянию. Испытуемые как бы замыкаются на участке площади, ограниченном четырьмя точками, в то время как необходимо выйти из этого участка. Из опыта следует, что благоприятные обстоятельства складываются тогда, когда испытуемый бесплодно отыскивая решение задачи, исчерпывает неправильные приемы, но еще не достигает той стадии, на которой гаснет поисковая доминанта, т. е. тогда, когда испытуемый теряет интерес к задаче, когда уже предпринимавшиеся и неудачные попытки повторяются, когда ситуация задачи перестает изменяться и испытуемый признает задачу нерешаемой. Отсюда вывод, что успех интуитивного решения зависит от того, насколько исследователю удалось освободиться от шаблона, убедиться в непригодности ранее известных путей и вместе с тем сохранить увлеченность проблемой, не признать ее нерешаемой. Подсказка оказывается решающей в освобождении от стандартных, шаблонных ходов мысли. Конкретная форма подсказки, те конкретные предметы и явления, которые при этом используются, являются несущественным обстоятельством. Важен ее общий смысл. Замысел подсказки должен быть воплощен в каких-то конкретных явлениях, но в каких именно – это не будет решающим фактором.
Важность для интуиции подсказок, за которыми стоят аналогии, общие схемы, общие принципы решения задачи или проблемы, ведет к определенным практическим рекомендациям: субъекту, находящемуся в творческом поиске, необходимо стремиться не только к максимуму информации по своей специальности и по смежным дисциплинам, но и к расширению диапазона своих интересов, включая музыку, живопись, художественную, научно-фантастическую, детективную литературу, научно-популярные статьи, общественно-политические журналы, газеты; чем шире будет диапазон интересов и кругозор личности, тем больше будет факторов для действия интуиции.
Американский физиолог У. Б. Кеннон отмечает следующие неблагоприятные условия для интуиции, тормозящие ее проявление («Интуиция и научное творчество». С. 5): умственное и физическое переутомление, раздражение по пустякам, шум, домашние и денежные заботы, общая угнетенность, сильные эмоциональные переживания, работа «из-под палки», вынужденные перерывы в работе и просто тревога и опасение, связанные с ожиданием возможных перерывов.
Ценными и поучительными являются наблюдения самих ученых за своим творчеством, наблюдения, которых, к сожалению, имеется слишком мало. Выступ в ноябре 1891 г. с речью, имевшей, между прочим, большой автобиографический интерес, немецкий физиолог Г. Гельмгольц говорил: «Признаюсь… мне всегда были приятнее те области, где не имеешь надобности рассчитывать на помощь случая или счастливой мысли. Но, попадая довольно часто в то неприятное положение, где приходится ждать таких проблесков, я приобрел некоторый опыт насчет того, когда и где они ко мне являлись, - опыт, который, быть может, пригодится другим. Эти счастливые наития нередко вторгаются в голову так тихо, что не сразу заметишь их значение; иной раз только случайность укажет впоследствии, когда и при каких обстоятельствах они приходили; а не то – мысль в голове, а откуда она – не знаешь сам. Но в других случаях мысль осеняет вас внезапно, без усилия, как вдохновение. Насколько могу судить по личному опыту, она никогда не рождается в усталом мозгу и никогда за письменным столом. Каждый раз мне приходилось сперва всячески переворачивать мою задачу на все лады, так что все ее изгибы и сплетения залегали прочно в голове… Затем, когда прошло наступившее утомление, требовался часок полной телесной свежести и чувства спокойного благосостояния – и только тогда приходили хорошие идеи… Особенно охотно приходили они… в часы неторопливого подъема по лесистым горам, в солнечный день. Малейшее количество спиртного напитка как бы отпугивало их прочь. Такие минуты плодотворного обилия мыслей были, конечно, очень отрадны; менее приятна была оборотная сторона – когда спасительные мысли не являлись. Тогда по целым неделям, по целым месяцам я мучился над трудным вопросом» (Гельмгольц Г. «Публичные лекции, читанные в Императорском Московском университете в пользу Гельмгольцевского фонда». М., 1892. С. XXII – XXIII).
Знакомство с условиями формирования и проявления интуиции позволяет наметить и некоторые другие практические рекомендации. Нужно, однако, оговориться, что всякие рекомендации должны сообразовываться с индивидуальностью, с особенностями личности, иначе они могут нанести ущерб проявлению творческих способностей. И тем не менее рекомендации не бесполезны.
Поскольку интуитивная работа мышления происходит в подсознательной сфере, продолжается даже при «отключенности» субъекта от проблемы, постольку можно сделать вывод, что такое временное отключение может оказаться полезным. Ж. Адамар, например, советовал после первой серьезной работы над проблемой откладывать ее решение на некоторое время и заниматься другими проблемами. Ученый, говорил он, может параллельно работать над несколькими проблемами, время от времени переходя от одной к другой, для активации подсознательных механизмов мышления. Хорошим дополнением к этой рекомендации может быть совет Д. Пойа: лучше не откладывать в сторону нерешенную задачу без чувства хотя бы небольшого успеха; хоть какая-нибудь маленькая деталь должна быть улажена; нужно уяснить себе какую-нибудь сторону вопроса к моменту, когда мы прекращаем работать над решением.
Не следует переоценивать значение снов в проявлении интуиции, тем не менее приведенные выше факты говорят в пользу внимательного отношения к их содержанию. Любопытно следующее свидетельство: «Проф. П. Н. Саккулин придает такое значение подсознательному творчеству во время сна, что он уже много лет, засыпая, кладет около себя бумагу и карандаш, чтобы в случае, если он проснется ночью и ему не станет давать спать какая-нибудь новая мысль или ясная формулировка того, на чем он думал перед сном или за более продолжительный промежуток времени до того, он мог немедленно набросать ее несколькими словами» (Вейнберг Б. П. «Опыт методики научной работы и подготовки к ней». М., 1958. С. 16). Разумеется, такое отношение к снам может быть сколь-нибудь полезным, если перед тем совершалось напряженная умственная работа над проблемой. Если этого нет, то никакой сон или длительное бодрствование в постели после пробуждения в ожидании «озарения» не приведут к открытию или изобретению.
Нередки, как известно, идеи, появляющиеся во время прогулки, при чтении газеты и т. п. Это кажется парадоксальным: при интеллектуальной интуиции человек творит наиболее активно и результативно… когда отдыхает. Отмечая данный парадокс, Ст. Василев справедливо пишет, что противоречие это необъяснимо и недопустимо только с позиций метафизического (одностороннего) подхода, противопоставляющего сознательное подсознательному (Василев Ст. «Место интеллектуальной интуиции в научном познании» // «Ленинская теория отражения в свете развития науки и практики». София, 1981. Т. 1. С. 370 – 371). Конкретное изучение механизма взаимодействия сознания с бессознательным и подсознательным может дать в руки ученых реальные средства управления процессом интуиции и существенно воздействовать на их творческую способность.
СООТНОШЕНИЕ ИНТУИТИВНОГО И ДИСКУРСИВНОГО В ПОЗНАНИИ
Из предыдущего материала видно, что эвристическая интуиция не существует в абсолютном отрыве от дискурсивного, логического. Дискурсивное предшествует интуитивному, выступает обязательным общим условием формирования и проявления интуиции в сфере сознания. Логическое как мыслительное имеет место и на уровне подсознательного и включается в механизм самого интуитивного процесса. Дискурсивное должно дополнять свершившуюся интуицию, следовать за ней.
Чем вызвана необходимость завершения интуитивного дискурсивным? Вероятностным характером результата интуиции.
Исследователи отмечают, что интуитивная способность образовалась, по-видимому, в результате длительного развития живых организмов вследствие необходимости принимать решения при неполной информации о событиях, и способность интуитивно познавать можно расценивать как вероятностный ответ на вероятностные условия среды. С этой точки зрения, поскольку ученому для совершения открытия даны не все посылки и средства, постольку он осуществляет именно вероятностный выбор.
Вероятностный характер интуиции означает для человека как возможность получения истинного знания, так и опасность иметь ошибочное, неистинное знание. Английский физик М. Фарадей, известный своими работами в области электричества, магнетизма и электрохимии, писал, что никто не подозревает, сколько догадок и теории, возникающих в голове исследователя, уничтожается его собственной критикой и едва ли одна десятая часть всех его предположений и надежд осуществляется. Возникшая в голове ученого или конструктора догадка должна быть проверена. Проверка же гипотезы, как мы знаем, осуществляется в практике научного исследования. «Интуиции бывает достаточно для усмотрения истины, но ее недостаточно, чтобы убедить в этой истине других и самого себя. Для этого необходимо доказательство» («Философский энциклопедический словарь». М., 1989. С. 222).
Доказательства (в широком смысле) включает в себя обращение к чувственным восприятиям некоторых физических предметов и явлений, а также логические рассуждения, аргументы. В дедуктивных науках (логике, математике, в некоторых разделах теоретической физики) доказательства представляют собой цепочки правильных умозаключений, ведущих от истинных посылок к доказываемым тезисам. Без логических рассуждений, опирающихся на закон достаточного основания, невозможно прийти к установлению истинности выдвигаемого положения. А. Пуанкаре подчеркивал, что в науке логика и интуиция играют каждая свою необходимую роль; обе они неизбежны.
Спрашивается, как же выглядит процесс движения знания: прерывно или непрерывно? Если брать развитие науки в целом, то очевидно, что в этом общем потоке прерывности, обозначаемые на индивидном уровне интуитивными скачками, не дают о себе знать; здесь свои скачки, называемые революциями в науке. Но для отдельных ученых процесс развития познания в их области научного исследования предстает по-другому: знание развивается скачкообразно, с перерывами, с «логическими вакуумами», но, с другой стороны, оно развивается без скачков, поскольку следующая за каждым «озарением» логическая мысль методично и направленно заполняет «логический вакуум». С точки зрения индивида развитие знания есть единство прерывности и непрерывности, единство постепенности и скачка.
В данном аспекте творчество выступает как единство рационального и иррационального. Творчество «не противоположно рациональности, а является ее естественным и необходимым дополнением. Одно без другого просто не могло бы существовать. Творчество поэтому не иррационально, т. е. не враждебно рациональности, не антирационально, как думали многие мыслители прошлого… Напротив, творчество, протекая подсознательно или бессознательно, не подчиняясь определенным правилам и стандартам, в конечном счете на уровне результатов может быть консолидировано с рациональной деятельностью, включено в нее, может стать ее составной частью или в ряде случаев привести к созданию новых видов рациональной деятельности» («Введение в философию». Т. 2. М., 1989. С. 345).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Следует, однако, подчеркнуть, что, как бы ни была велика сила воображения и интуитивного озарения, они никак не противостоят сознательным и рациональным актам в познании и творчестве. Все эти сущностные духовные силы человека действуют в единстве, и лишь в каждом конкретном акте творчества может преобладать то одно, то другое.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексеев П. В., Панин А. В. «Теория познания и диалектика» Москва, 1991 с. 168-185.
2. Алексеев П. В., Панин А. В. «Философия» Москва, 2003 с. 317-336.
3. Бройль Л. де «По тропам науки» Москва, 1962 с. 293-294.
4. Василев Ст. «Место интеллектуальной интуиции в научном познании» // «Ленинская теория отражения в свете развития науки и практики» София, 1981 Т. 1 с. 370 – 371.
5. «Введение в философию» Ч. 2 с. 346.
6. Вейнберг Б. П. «Опыт методики научной работы и подготовки к ней» Москва, 1958 с. 16.
7. Гельмгольц Г. «Публичные лекции, читанные в Императорском Московском университете в пользу Гельмгольцевского фонда» Москва, 1892 с. XXII – XXIII.
9. Кеннон У. Б. «Интуиция и научное творчество» с. 5.
10. Копнин П. В. «Гносеологические и логические основы науки» с. 190.
11. Коршунов А. М. «Познание и деятельность» Москва, 1984 с. 38-40.
12. Лебедев С. А. «Интуиция как метод научного познания» Москва, 1980 с. 29.
13. Налчаджян А. А. «Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества)» Москва, 1972 с. 80, 149.
14. Пономарев Я. А. «Психология творчества» Москва, 1976 с. 213 – 220.
15. Спиркин А. Г. «Основы философии» Москва, 1988 с. 299-302.
16. Фейербах Л. «Избр. филос. произв. В 2-х т.» Т. 1 с. 187.
17. «Философский энциклопедический словарь» Москва, 1989 с. 221-222.
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ ЭЛЕКТРОНИКИ И МАТЕМАТИКИ
(ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)
Реферат по предмету «Философия»
на тему:
«Интуиция и её роль в познании»
Выполнил:
студент группы С-85
Проверил:
Москва 2010
Введение ……………………………………………………….……. 3
1. Методика научного познания …………………………. 4
1.1. Научное познание как творческий процесс …….… 4
1.2. Психология научного познания ………………... 6
2. Интуиция и процесс познания …………………………………. 9
2.1. Интуиция как часть механизма мышления …….. 9
2.2. Развитие интуитивных способностей ……………………….. 14
Заключение ………………………………………………………… 16
Список литературы ……………………………………………...… 17
Введение
Практически все ученые, работая над поставленной задачей, в первую очередь опираются на приобретенные за время предыдущей деятельности знания и опыт. Однако, весьма значительную роль в творческой работе исследователя играют его личностные качества, среди которых интуиция занимает важное место.
Следует заметить, что в настоящее время не только достаточно широко варьируются оценки степени участия интуиции в процессе научного познания, но и ведется полемика о том, что же, собственно, представляет собой сама интуиция и какой смысл следует вкладывать в это понятие.
Целью данной работы является попытка на основе обзора некоторых исследований, посвященных проблеме интуиции, показать место интуиции в процессе познания, и рассмотреть возможные механизма ее действия.
1. Методика научного познания
1.1. Научное познание как творческий процесс
По своей природе почти каждому человеку свойственно проявление любопытства, стремление к приобретению новых знаний. За тысячелетия своего развития человечество зафиксировало множество фактов, открыло огромное количество свойств и законов природы. Теория познания, или гносеология, сформировалась в ходе развития философии в качестве одного из ее фундаментальных разделов. Фактически, в гносеологии знание понимается как своеобразная связующая нить между природой, человеческим духом и практической деятельностью человека.
Познание невозможно без творческого подхода к решению практически любой задачи. Когда исследователь пытается узнать, понять что-либо для него новое, он сталкивается с целым рядом проблем, определяемых прежде всего особенностями его личностью, а также характером понимания им задачей и целей проводимых исследований.
Во всех научных дисциплинах разработано множество частных методик, следование которым является необходимым предварительным условием совершения открытий в рамках данной конкретной дисциплины; помимо этого, существует еще и ряд общих для всех дисциплин одной направленности (естественных, гуманитарных etc.) принципов (предписаний, запретов, ограничений, правил и т. п.). Но при этом необходимо осознавать, что признание творческого характера научного исследования является сегодня общим тезисом методологии науки. Творческая деятельность ученого происходит в рамках общих основ методики научных исследований, среди которых видное место занимают, так называемые “методологические регулятивы” теории. Сюда обычно относят принцип проверяемости (или фальсифицируемости), принцип простоты, принцип инвариантности, принцип соответствия, и некоторые другие.
Вообще, говоря о методике научного познания, нельзя не упомянуть о том, что в теории познания уже давно остается неразрешимым вопрос о познаваемости мира. Вот что по этому поводу пишет английский философ, основоположник теории критического рационализма Карл Поппер: “Анализируемый спор ведется между критическим и смелым рационализмом - душа открытия - и узким, оборонительным учением, согласно которому нам не нужно, да мы и не можем узнать или понять относительно нашего мира больше того, что нам уже известно. Это учение, кроме того, несовместимо с оценкой науки как одного из величайших достижений человеческого духа”.
Ученый-исследователь в своей работе “стремится к нахождению истинной теории, т. е. такого описания мира (в частности, его регулярностей, или законов), которое было бы также объяснением наблюдаемых фактов. (Это означает, что описание фактов должно быть выводимо из теории, соединенной с определенными утверждениями - так называемыми “начальными условиями”. Поппер защищает этот тезис, и далее он полагает, что “причина возможной недостоверности любой теории заключается просто в том, что наши проверки никогда не могут быть исчерпывающими”.
Здесь с Поппером можно и не согласиться, но смелые теории всегда сначала не находили должной оценки, хотя бы потому, что людям трудно менять свои устоявшиеся представления. “Если угодно, основной парадокс познания можно сформулировать так: объектом познания может быть то, что как-то дано мышлению, охарактеризовано им; но то, что уже дано, что известно мышлению, делает познание ненужным, ибо познание чтобы быть таковым, обязано иметь дело с неизвестным. Или иначе: познание, чтобы быть познанием, обязано иметь дело с неизвестным; но, чтобы с “чем-то” иметь дело, это “что-то” должно быть известно”. Этот “парадокс познания” решают философские категории, давая предварительную (и по самой сути дела неопределенную) характеристику “сущего”, задавая познанию его объект. Так одной из философских категорий в методике научного познания является интуиция.
“Интуитивизм” - название философской школы, в основе которой лежит положение о том, что у человека имеется некоторая особая способность или дар интеллектуальной интуиции, позволяющей “видеть истину”. Хотя интеллектуальная интуиция “в некотором смысле и является нашим неизбежным спутником, она зачастую сбивает нас с истинного пути и эти блуждания представляют собой серьезную опасность. В общем случае мы не видим истину тогда, когда нам наиболее ясно кажется, что мы видим ее. И только ошибки могут научить нас не доверять нашей интуиции”.
Следующие высказывания Поппера достаточно объективно отражают положение интуиции в познавательном процессе:
1. “Во все, что мы принимаем, верить следует только в пробном, предварительном порядке, всегда помня, что в лучшем случае мы обладаем только частью истины (или справедливости) и по самой нашей природе мы вынуждены совершать, по крайней мере, некоторые ошибки и выносить неверные суждения. Это относиться не только к фактам, но и к принимаемым нами нормам”.
2. “Мы можем верить в интуицию (даже в пробном порядке) только в том случае, если мы пришли к ней в результате многих испытаний нашего воображения, многих ошибок, многих проверок, многих сомнений и долгих поисков возможных путей критики”.
3. “Процесс учения, роста субъективного знания всегда в основных чертах один и тот же. Он состоит в критике, обладающей творческим воображением”.
1.2. Психология научного познания
Говоря о методологии научного познания, нельзя не упомянуть психологическую сторону процесса познания, и здесь любопытно обратиться к тому, что думают сами ученые по поводу своих научных достижений. Известный французский математик Анри Пуанкаре считал, что “важно посмотреть, что же происходит в самой душе математика”, и полагал, что “лучшее, что можно для этого сделать, это провести собственные воспоминания”. В этих воспоминаниях содержится описание следующего эпизода: “Мы сели в омнибус для какой-то прогулки: в момент, когда я встал на подножку, мне пришла в голову идея без всяких казалось бы предшествовавших раздумий с моей стороны”. Анализ А. Пуанкаре содержит не только описания, но и интерпретацию, например утверждение, что бессознательная работа “возможна или, по крайней мере, плодотворна лишь в том случае, когда ей предшествует и за ней следует сознательная работа. А. Пуанкаре говорил о чувстве абсолютной уверенности, которое сопровождает озарение, но подчеркивал, что оно может нас обманывать. Вместе с тем А. Пуанкаре подчеркивал, что его взгляды на природу творчества “несомненно нуждаются в проверке, так как несмотря ни на что остаются гипотетическими”.
В этом положении четко фиксируется эвристическая ценность и ограниченность самоанализа: его результаты являются источником формирования гипотез, но не являются доказательством правильности этих гипотез, доказательством являются только результаты объективного исследования психики.
К образу при характеристике творчества прибегает и Г. Гельмгольц: “Я могу сравнить себя с путником, который предпринял восхождение на гору, не зная дороги; долго и с трудом взбирается он, часто вынужден возвращаться назад, ибо дальше нет прохода. То размышление, то случай открывает ему новые тропинки, они ведут его несколько далее, и, наконец, когда цель достигнута, он, к своему стыду, находит широкую дорогу, по которой мог бы подняться, если бы умел верно отыскать начало.” Г. Гельмгольц анализировал зависимость появления новых мыслей от внешних условий: мысль “никогда не рождается в усталом мозгу и никогда за письменным столом...”. К числу условий, благоприятствующих появлению новых мыслей, относятся: “чувство спокойного благосостояния”, “пробуждение, неторопливый подъем по лесистым горам, в солнечный день. Малейшее количество спиртного напитка как бы отпугивало их прочь”.
А. Эйнштейн считал, что “слова, написанные или произнесенные, не играют, видимо ни малейшей роли в механизме моего мышления”, но нельзя сводить творчество к функционированию образного мышления”.
Таким образом, в психологической литературе на основании обобщения рассказов ученых и изобретателей, их интервью и биографических данных сложилось известное представление об основных стадиях мыслительного процесса. И это представление является по существу ответом на вопрос: из чего “слагается” мышление, что происходит между моментом принятия задачи, подлежащей решению, и моментом выдачи названия ее решения?
Приведем одну из наиболее общих схем организации стадий решения задачи, которая предполагает выделение четырех стадий:
1) подготовка (постановка проблемы);
2) созревание решения (вынашивание);
3) вдохновение (рождение решения, интуитивное озарение);
4) проверка найденного решения.
Это представление о четырехстадийности любой сложной мыслительной деятельности показывает, как разворачивается процесс мышления. Отметим, однако, что эта схема родилась на основе самоописаний, самоанализа мыслительной деятельности ученых и изобретателей. Вторым источником получения знаний о мыслительной деятельности, который рассматривается в совокупности с первым источником и основывается на приведенной выше схеме процесса мышления, являются эксперементально-психологические исследования. Наиболее общими выводами о деятельности мышления, полученными в результате этих исследований и представляющих интерес для данной работы, являются следующие положения:
1) деятельность мышления состоит не только из процессов, подчиненных сознательной цели, но и из процессов, подчиненных неосознанному предвосхищению будущих результатов, и процессов формирования этих представлений, которые нельзя, естественно, сводить к операциям;
2) в составе деятельности (т. е. в том из чего она состоит) процессы этого второго рода могут занимать больше места, чем собственно целенаправленные действия”.
Таким образом, наука о психологии научного познания утверждает, что в мыслительной деятельности имеются некоторые неосознанные процессы, связанные с вдохновением.
2. Интуиция и процесс познания
2.1. Интуиция как часть механизма мышления
Конечным продуктом всех научных исследований являются научные открытия. Научные открытия разнообразны по своему содержанию и характеру; в широком смысле слова открытием является всякий новый научный результат.
Научное достижение обычно связано с образованием принципиально новых представлений и идей, не являющихся простым логическим следствием из известных научных положений. Каким же образом ученый приходит к принципиально новым представлениям и идеям, если они не выводятся из имеющегося налицо научного знания, а иногда даже настолько не вписываются в него, что должны казаться, по выражению Н. Бора, сумасшедшими?
Как уже упоминалось в первой части данной работы, когда ученые пытаются описать и проанализировать процесс своего творчества, они редко обходятся без ссылок на "догадку", "озарение", "прозрение", "переживание". Интуиция - вот что, по всей вероятности, играет самую существенную, решающую роль в создании новых научных представлений и выдвижении новых идей.
Вот что пишет об этом А. Эйнштейн: "Подлинной ценностью является в сущности только интуиция. Что только не называют интуицией! Это и высший, даже - сверхъестественный дар, единственно способный пролить свет истины на сокровенные тайны бытия , недоступные ни чувствам, блуждающим по поверхности вещей, ни рассудку, скованному дисциплинарным уставом логики. Это и удивительная сила, легко и просто пере носящая нас через пропасть, развернувшуюся между условием задачи и ее решением. Это и счастливая способность мгновенно найти идею, которая лишь задним числом, в поту и муках будет обоснована рассуждением и опытом. Но вместе с тем это и ненадежный, не систематизированный путь, могущий завести в тупик, бесплодная надежда лентяев не желающих доводить свой мозг до изнеможения наряженными умственными усилиями; наивное дитя познания, чей бессвязный лепет лишен ясного смысла и только после бесчисленных поправок может рассматриваться в качестве информационного сообщения ".
Чтобы лучше понять, что же такое интуиция и каково ее место в научном познании, необходимо немного сказать о предыстории этого понятия. Интенсивное развитие естествознания и математики в ХVII в. выдвинуло перед наукой целый ряд гносеологических проблем: о переходе от единичных факторов к общим и необходимым положениям науки, о достоверности данных естественных наук и математики, о природе математических понятий и аксиом , о попытке создать логическое и гносеологическое объяснение математическому познанию, и т. д. Бурное развитие математики и естествознания требовало новых методов в теории познания, которые позволили бы определить источник необходимости и всеобщности выведенных наукой законов. Интерес к методам научного исследования повышался не только в естествознании но и в философской науке, в которой появлялись рационалистические теории интеллектуальной интуиции.
Основным пунктом рационалистической концепции было разграничение знания на опосредствованное и непосредственное, т. е. интуитивное, являющееся необходимым моментом в процессе научного исследования. Родоначальник рационализма Декарт говорил о существовании истин особого рода, познаваемых "прямым интеллектуальным усмотрением" без помощи доказательства.
Для Канта интуиция есть источник знания. И "чистая" интуиция ("чистая интуиция пространства и времени") является неисчерпаемым источником знания: из нее берет начало абсолютная уверенность. Данная концепция имеет свою историю: Кант в значительной мере позаимствовал ее у Платона, Фомы Аквинского и Декарта.
был противником рационализма. Познание, с точки зрения Ломоносова, осуществляется следующим образом: "Из наблюдений устанавливать теорию, через теорию исправлять наблюдения есть лучший способ к изысканию правды”. Ломоносов вплотную подошел к проблеме соотношения непосредственного и опосредствованного знания как результатов чувственного и теоретического познания и оказал огромное влияние на разработку проблемы интуиции в русской философии.
Первоначально интуиция означает, конечно, восприятие: это есть то, что мы видим или воспринимаем, если смотрим на некоторый объект или его пристально рассматриваем. Однако начиная, по крайней мере, уже с Платона, разрабатывается противоположность между интуицией, с одной стороны, и дискурсивным мышлением с другой. В соответствии с этим интуиция есть божественный способ познания чего-нибудь лишь одним взглядом, в один миг, вне времени, а дискурсивное мышление есть человеческий способ познания, состоящий в том, что мы в ходе некоторого рассуждения, которое требует времени, шаг за шагом развертываем нашу аргументацию.
Как вытекает из выше сказанного, на протяжении всей истории развития представлений об интуиции идет противопоставление восприятий, т. е. чувственных образов понятиям, т. е. логически обоснованным утверждениям. Возможно, место следует искать в области двух познавательных процессов: при переходе от чувственных образов к понятиям и при переходе от понятий к чувственным образам. Эти два процесса являются качественно-особыми способами формирования чувственных образов и понятий. Отличие их от всех прочих заключается в том, что они связаны с переходом из сферы чувственно-наглядного в сферу абстрактно-понятийного и наоборот. В ходе их развертывания могут быть найдены понятия, не выводимые логически из других понятий, и образы, не порождаемые другими образами по законам чувственной ассоциации.
Процессам перехода от чувственных образов к понятиям и, наоборот, действительно присущи те качества, которые чаще всего считаются обязательными признаками интуиции: непосредственность получаемого о знания и не вполне осознаваемый характер механизма его возникновения.
Можно думать, что человеческая мыслительная деятельность имеет "двухплоскостной характер", обусловленный наличием двух языков, в которых кодируется циркулирующая в мышлении информация (язык" предметных гештальтов" и "символически-операторный" язык). Если в процессах чувственно-ассоциативного, образного мышления движение мысли идет в плоскости наглядных образов, а в ходе дискурсивных, логических рассуждений в плоскости абстрактных понятий, то интуиция представляет собою "прыжок" с одной из этих плоскостей на другую. Переходы от чувственных образов к понятиям (концептуальная интуиция) и от понятий к чувственным образам (эйдетическая интуиция) различаются направлением этого "прыжка". Перескакивая с плоскости чувственно-наглядного в плоскость абстрактно-понятийного, мысль совершает как бы своеобразный "обходной маневр", чтобы преодолеть барьеры, преграждающие ей дорогу к новому знанию при движении в одной и той же плоскости. Этот "маневр" и позволяет получить такие результаты, какие нельзя достичь другими средствами (оставаясь все время в одной плоскости).
На основе элементарных форм концептуальной и эйдетической интуиции развертываются специфические механизмы интуитивного мышления, которые вовлекают во взаимодействие между собой образы и понятия из совершенно, казалось бы, далеких друг от друга предметных областей. Вступая во взаимодействие эти образы и понятия видоизменяются и перестраиваются, что ведет к возникновению принципиально новых представлений и идей.
Разумеется, реконструкция мыслительных процессов, которые приводят ученого к открытию, наталкивается на большие трудности. Однако на основе гносеологического анализа историко-научного материала, с учетом данных, накопившихся в психологических исследованиях, можно указать некоторые механизмы интуитивного мышления, с помощью которых в сознании ученых формируются новые представления и идеи (к сожалению, предполагаемый объем данной работы не позволяет привести их подробный анализ).
Вот один из примеров, взятый из книги “От мечты к открытию”, автором которой является Ганс Селье: "Логика составляет основу экспериментальных исследований точно также, как грамматика составляет основу языка. Однако, мы должны научиться пользоваться математикой и статистикой интуитивно, т. е. неосознанно, так как у нас нет времени для того, чтобы на каждом шагу осознанно применять законы логики.
Логика и математика способны даже блокировать свободный поток того полуинтуитивного мышления, который является основой основ научных исследований в области медицины.
Та полуинтуитивная логика, которой пользуется каждый ученый-экспериментатор в своей повседневной работе, - это специфическая смесь жесткой формальной логики и психологии. Она формальна в том смысле, что абстрагирует формы мышления от их содержания, с тем чтобы установить абстрактные критерии непротиворечивости. А так как эти абстракции могут быть представлены символами, то логика может быть также названа символической (математика). Но, в то же время, эта логика честно и откровенно признает, что ее понятийные элементы, ее абстракции в отличии от математики или теоретической физики являются в силу необходимости вариабельными и относительными. Следовательно, строгие законы мышления к ней применить нельзя. Таким образом, в размышлениях о природе мышления нам следует также отвести существенную роль интуиции. Вот почему в нашей системе мышления психология должна быть интегрирована с логикой.
Ниже перечислены наиболее важные проблемы, с которыми предстоит иметь дело этой полуформальной логике.
1. Формулирование понятийных элементов.
2. Классификация понятийных элементов в соответствии с их:
а) характеристиками (признаками) ;
б) причиной.
3. Формирование новых вопросов относительно:
а) эволюции характеристик во времени (те типы понятийных элементов, которые им предшествуют и те типы, в которые они по всей вероятности перейдут) ;
б) опосредования причинно - следственных связей (инциденты, которые предшествуют непосредственной причине, и консенвенты, которые, по всей вероятности, являются результатом ее действия).
4. Вспышка интуиции, "озарение". Хотя она и подготовлена предшествующими операциями, но тем не менее не может быть выведена из них путем применения формальной логики.
Обладая глубокими познаниями, трудолюбием и вооружившись логикой, можно более или менее осознанно проложить путь от 1. к 3.а) или 3.б), т. е. Именно ту часть пути, которая представляет собой развитие ранее сформулированного понятия. Однако только вспышка интуиции, творческого воображения, происходящая в подсознании, способна преодолеть разрыв между всем кругом проблем и подлинным открытием".
Интуиция здесь играет замыкающую, связующую роль и раскрытие из подсознания такой вспышки в виде осознанного недостающего, связующего звена является наиболее плодотворным научным достижением, которое составляет основу фундаментальных исследований.
Исходя из рассмотренных выше механизмов мышления, можно сказать так, что интуиция - это качественный скачок, который происходит в результате того, что некоторый, предшествующий ему, количественный объем логического мышления переходит на качественно-новый уровень интуитивного озарения. Просто не из ничего новые идеи не приходят, рождению новой идеи предшествует долгая работа ума. Здесь также необходимо сказать о том, что "фундаментальное открытие не может совершится без процесса взаимодействия чувственного и логического познания, осуществляемое действием интуиции. Но это не дает никакого основания, считать основным и тем более единственным способом получения нового научного знания. Интуиция - это специфическая форма познания, определенным образом влияющая на использование ученым конкретных научных методов исследования. Фундаментальные теоретические открытия есть результат взаимодействия интуиции с методами и принципами конкретной науки (в физике, например, с аналогией и гипотезой) и экспериментальной проверки полученных данных".
Раскрытие закономерностей, определяющих собой интуицию, - дело весьма трудоемкое, требующее сосредоточения усилий специалистов самых различных областей. В этом существует настоятельная необходимость, так как реальное ускорение научно - технического прогресса связано с качественным приращением в первую очередь фундаментальных, т. е. принципиально новых (и поэтому заранее не программируемых и не выводимых только формальным путем), результатов. Здесь же неизбежно возникает вопрос о роли интуиции в научном познании. "Если есть интуиция, то и есть закономерности, на которые она опирается”.
2.2. Развитие интуитивных способностей
В связи с вопросом о развитии интуитивных способностей представляется интересной работа Эдварда де Боно "Рождение новой идеи: О нешаблонном мышлении". В этой работе автор анализирует соотношение "шаблонного и "нешаблонного" мышления, т. е. пытается решить классическую проблему соотношения логики и интуиции в познании.
Также в своей монографии Эдвард де Боно дает следующие основные принципы нешаблонного мышления, которые "могут быть подведены под очень общие, но далеко не единственно возможные рубрики:
1)осознание господствующих, или поляризующих, идей;
2) поиски различных подходов к явлениям;
3) высвобождение из-под жесткого контроля шаблонного мышления;
4) использование случая”.
Для раскрытия второго принципа можно прибегнуть к словам самого автора: "Переход от очевидного способа подход а к явлениям к менее очевидному требует простого смещения акцента внимания".
Рассматривая третий принцип нешаблонного мышления, Эдвард де Боно пишет: "Один из способов избежать жесткости слов заключается в том, чтобы мыслить на основе наглядных образов, не пользуясь словами вообще. Опираясь на эти образы, человек вполне способен мыслить последовательно. Трудности возникают лишь тогда, когда мысль нужно выразить словами. К сожалению, мало людей способны мыслить, так сказать, визуально, да и не все ситуации могут быть проанализированы посредством зрительных образов. Тем не менее, привычку к визуализации мышления стоило было бы приобрести, ибо зрительные образы обладают такой подвижностью и пластичностью, какой не обладают слова.
Визуальное мышление означает не просто использование первичных зрительных образов в качестве материала мышления. Это было бы слишком примитивно. Визуальный язык мышления использует линии, диаграммы, цвета, графики и массу других средств для того, чтобы проиллюстрировать те соотношения, которые было бы весьма затруднительно описать обычным языком. Подобные зрительные образы легко меняются под влиянием динамических процессов и, кроме того, дают возможность показать одновременно прошедшие, настоящие и будущие результаты влияния любого процесса.
Очень полезным избежать влияния фиксированных частей какой-то проблемы является деление этих частей на еще более мелкие части, а затем составление из них более крупных новых соединений. Намного легче собрать мелкие части ситуации в разного рода соединения, чем разбить уже раздробленную ситуацию на новые составные части".
В целом, следует отметить, что вопрос развития интуитивных способностей (так же как и сама проблема интуиции) в настоящее время еще недостаточно изучен; решение данного вопроса представляется весьма важным делом, поскольку оно способно открыть дорогу новым эффективным методикам проведения научных исследований.
Заключение
В заключение необходимо сказать о том, что весьма важно как не переоценить, так и недооценить роль интуиции в процессе научного познания.
Интуитивные компоненты в большей или меньшей степени присутствуют практически во всех видах научного творчества. Поэтому, совершенно очевидно, что если интуиция помогает нам в получении нового знания, то, каким бы таинственным и непостижимым не казался этот механизм, им нужно пытаться управлять. Для этого применимы, например, достижения современной психологии – работа над преодолением подсознательных барьеров и стереотипов. Причем лучше не “переделывать” человека, а обращать внимание на эти вопросы на самых ранних этапах воспитания творческой личности. Интересны также методы управления процессом познания, культивируемые на Востоке (медитация, йога и т. п.). Однако, представляется несколько сомнительным применения этих методов именно в научном познании. Необходимо также отметить опасности, которые таят в себе чрезмерное увлечение попытками искусственного инициирования интуиции. Необходимо ясно представлять, что эффективны и безопасны только косвенные и слабые методы воздействия на психику и мозг.
В этом смысле ученые находятся в более выгодном положении нежели люди иных творческих профессий. Ученые, каким бы самым необъяснимым путем было получено новое знание, ищут, во-первых, логические доказательства полученному, и, во-вторых, подтверждения их в реальном объективном мире. Человек же, занимающийся, к примеру, художественным творчеством, и слишком уповающий на различного рода интуитивные способы получения нового, рискует потерять связь с действительностью и даже сойти с ума.
Однако, интуиция в научном познании занимает менее важное место, чем, например, в художественном творчестве. Основная причина состоит в том, что наука – достояние всего человечества, тогда как поэт или художник может творить в своем замкнутом мире. Любой ученый на начальном этапе своего научного становления пользуется трудами других ученых, выраженных в логически выстроенных теориях и составляющих науку “сегодняшнего дня”. Именно для научного творчества следует лишний раз подчеркнуть важность предварительного накопления опыта и знаний до интуитивного озарения и необходимость логического оформления результатов после него.
Список литературы
1. , В мире научной интуиции: интуиция и разум. 1978.
2. Налгаджян психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества). 1972.
3. Асмус интуиции в философии и математике. М., 1964.
4. Бунге М. Интуиция и наука. М., 1967.
5. , Березная и искусственный интеллект. Л., 1991.
6. , Хайкин интуиция в науке. М, 1971.
7. Боно де Э. "Рождение новой идеи" - М., 1976.
8. , Курдюмов как самодостраивание // Вопросы философии№2. - С 110.
9. Симонов и творчество // Вопросы философии– №11. - С. 3.
10. Фейнберг суждение и вера // Вопросы философии№8. - с. 13
Без интуиции мы бы все еще находились в пещерах", - говорил писатель-футурист Мэрилин Фергюсон. Альберт Эйнштейн утверждал; "Действительно ценный фактор – это интуиция". Согласно Карлу Юнгу, интуиция – это один из четырех параметров личности.
Роль интуиции в научном творчестве является темой исследований ученых различных сфер научных интересов от математиков и физиков до социологов и психологов. Но вначале рассмотрим, что нам известно об интуиции."Интуиция (лат. Intueri – пристально смотреть) – способность непосредственного постижения истины. В домарксистской философии интуиция рассматривалась как особая форма познавательной деятельности. Декарт , например, считал, что дедуктивная форма доказательства покоится на аксиомах, последние же постигаются чисто интуитивно, без всякого доказательства. Интуиция, по Декарту, в соединении с дедуктивным методом, служит всеобщим критерием полной достоверности. Большое место занимает интуиция в философии Спинозы , который считал её "третьим родом" познания, наиболее достоверным и важным познанием, схватывающим сущность вещей». В зарубежной философии и психологии интуиция длительное время рассматривалась как мистическая способность знания, несовместимая с логикой и жизненной практикой (Интуитивизм ).
Считается, что психологический механизм интуиции ещё мало изучен, но имеющиеся экспериментальные данные позволяют считать, что в его основе лежит способность индивида отражать в ходе информационного, сигнального взаимодействия с окружающим наряду с прямым (осознанным) и побочный (неосознанный) продукт. При определённых условиях эта (ранее не осознанная) часть результата действия становится ключом к решению творческой задачи. Результаты интуитивного познания со временем логически доказываются и проверяются практикой.
В научной сфере известен "Интуитивизм, какидеалистическое течение, получившее большое распространение в зарубежной философии. Рациональному познанию интуитивизм противопоставляет непосредственное "постижение" действительности, основанное на интуиции, понимаемой как особая способность сознания, несводимая к чувственному опыту и дискурсивному , логическому мышлению. Интуитивизм прямо смыкается с мистицизмом".
В справочниках выделяется и интуиция политическая – знание как результат "непосредственного усмотрения", то есть знание, возникающее без осознания путей и условий его получения. Политическая интуиция является частью механизма творческой политической деятельности и обнаруживается в способности как "целостного охватывания" условий проблемной политической ситуации, так и предвидения возможных сценариев и результатов её развития. С позиции философии интуитивизма политическая интуиция трактуется как скрытая в глубинах бессознательного первопричина творческого политического акта. В политической психологии интуиция рассматривается как необходимый, внутренне обусловленный природой творчества момент выхода за границы сложившихся стереотипов поведения и, в частности, логических программ поиска решения политических задач. Вместе с тем подчёркивается, что интуитивное знание опосредованно опытом практической и познавательной деятельности политических субъектов, что позволяет говорить о профессиональной интуиции как необходимой составляющей политического творчества.
В данной работе предпринята попытка рассмотреть роль интуиции в научном творчестве через генезис введения понятия интуиция в научную сферу в ХХ веке.
Роль интуиции по Фрэнку Найту
Одним из первых ученых в ХХ веке, введших в научный оборот понятие интуиция, является американский экономист Фрэнк Найт. Общепризнанный первооткрыватель проблемы неопределенности в рамках современной экономической теории, в своей книге "Риск, неопределенность и прибыли", изданной в 1921 году писал: "Предвидение будущего во многом схоже с феноменом памяти, на котором оно основано. Когда мы хотим вспомнить забытое нами имя или цитату, мы задаемся целью и находим в глубинах памяти нужную информацию (часто это случается, когда мы заняты чем - то посторонним) или же не находим, но в любом случае мы можем сказать очень немногое о том, что в действительности происходит в нашем мозгу, какова "техника" этого процесса. Точно так же, когда мы пытаемся понять, чего надо ожидать в определенной ситуации и как соответствующим образом приспособить к ней свое поведение, мы, скорее всего, совершаем множество не относящихся к делу ментальных операций, и первая мысль, которую мы можем ясно осознать, заключается в том, что нужное решение принято и образ наших действий определен. Протекающие в нашем мозгу процессы не кажутся достаточно осмысленными, и в любом случае они мало имеют общего с формально - логическими процессами, которые используются учеными в их исследованиях. Мы противопоставляем два эти типа процессов, рассматривая первый из них не как умозаключение, а как "суждение", "здравый смысл" или "интуицию".
Фрэнк Найт в чем-то даже уравнял "логические умозаключения" и "интуицию". "Точная наука о логических умозаключениях оказывает слабое влияние на формирование мнений, составляющих фундамент поведенческого решения, и что это верно вне зависимости от того, чем обосновано действие: предсказанием на базе исчерпывающего анализа или вероятностным суждением (априорным или статистическим). Мы большей частью действуем на основе оценок, а не умозаключений, на основе "суждений" или "интуиции", вне размышления. Оценка или интуитивное суждение чем-то схожи с вероятностным суждением".
В работе Фрэнка Найта понятие "интуиция" соединяется с понятием "анализ" и "синтез". "Мы знаем о том, почему мы ожидаем наступление тех или иных событий, так же мало, как и о том, что происходит в нашем мозге, в то время как мы вспоминаем забытое имя. Несомненно, существует определенная аналогия между подсознательной "интуицией" и логическим размышлением, так как цель в обоих случаях заключается в предвидении будущего, а возможность составления прогноза, по-видимому, основывается на единообразии мира. Следовательно, в обоих случаях должны иметь место некоторые операции анализа и синтеза".
Позиция Фрэнка Найта не носила "оборонительного" характера, что стало характерным в более поздний период.
Роль интуиции в научном творчестве по Томасу Куну
Роль интуиции в научном творчестве целенаправленно исследовали ученые, которых принято называть историками науки. Одной из знаковых фигур в этом научном сообществе занимает Томас Кун. Томас Самюэль Кун родился 18 июля 1922 года в Цинциннати (США). После окончания физического факультета Гарварда в 1943 году он получает степень бакалавра по теоретической физике, в 1946 году – степень магистра, а в 1949 – доктора. Позднее Кун переключается на историю науки и в 1958 году становится профессором. В 1962 году выходит его центральная и самая знаменитая книга "Структура научных революций", вызвавшая широкий резонанс.
Именно в книге "Структура научных революций" и есть глава, под названием «Неявное знание и интуиция». Томас Кун отмечает: "Этот вид знания не достигается исключительно вербальными средствами. Скорее он облекается в слова вместе с конкретными примерами того, как они функционируют на деле; природа и слова постигаются вместе. Заимствуя еще раз удачную фразу М.Полани, я хочу подчеркнуть, что результатом этого процесса является "неявное знание", которое приобретается скорее практическим участием в научном исследовании, чем усвоением правил, регулирующих научную деятельность".
Точка зрения Томаса Куна рождалась в полемике, в частности с Карлом Поппером, именно поэтому понятны его "оборонительные" слова в защиту интуиции. "Это обращение к неявному знанию и к соответствующему отбрасыванию правил позволяет нам выделить еще одну проблему, которая беспокоила многих критиков и, по всей вероятности, послужила основой для обвинения в субъективности и иррационализме. Некоторые читатели восприняли мою позицию так, будто я пытаюсь построить здание науки на не анализируемых, индивидуальных интуитивных опорах, а не на законах и логике".
Отделение неявного знания от знания по Томасу Куну заключается в том, что "мы не обладаем прямым доступом к тому, что знаем, никакими правилами или обобщениями, в которых можно выразить это знание". Объясняя свою позицию, он писал: "То, против чего я выступал в этой книге, состоит, следовательно, в попытке, ставшей традиционной после Декарта (но не ранее), анализировать восприятие, как процесс интерпретации, как бессознательный вариант того, что мы делаем после акта восприятия. Целостность восприятия заслуживает особого внимания, конечно, благодаря тому, что столь существенная часть прошлого опыта воплощена в нервной системе, которая преобразует стимулы в ощущения. Механизм восприятия, запрограммированный подобающим образом, имеет существенное значение для выживания".
Таким образом, в рамках целостного восприятия Томас Кун впервые соединил два понятия "интуиция" и "прошлый опыт", тем самым ввел интуицию в научную сферу в новом формате "неявного знания", опирающегося на "прошлый опыт".
Место интуиции в теории по Рэндаллу Коллинзу
Известный американский социолог Рэндалл Коллинз в своей работе "Социология: наука или антинаука?" затронул и тему интуиции. В главе «Роль неформальных понятий и интуиции в теории» он писал: "Идея полной и строгой формализации, операционализации и измерения всего и вся в научной теории - химера. В каких – то пунктах теории всегда обнаруживаются неформальные понятия и интуитивные скачки мысли. Всегда существует некая метатеоретическая установка на то, что является первоочередным в интеллектуальном плане. Научная теория дает набросок модели изучаемого мира под определенным углом зрения. Гипотезы имеют производный от этой модели характер, и сам процесс их выведения включает интуитивные скачки. При операционализации понятий для эмпирической проверки мы всегда совершаем еще один интуитивный скачок, принимая решение, что такие – то конкретные измерения или иные наблюдения действительно имеют отношение к данной теории. Эти интуитивные или неформальные скачки суть предмет, вокруг которого (или, во многих случаях) должны происходить теоретические дискуссии".
Как и в позиции Томаса Куна по вопросу интуиции он занимает «защитные» позиции. "Но подобные скачки вполне оправданы просто потому, что таков мир. Они не лишают нас права на науку, ибо во всех науках есть пункты, где совершаются интуитивные скачки. Если естественники иногда забывают это и рассуждают в грубоватой позитивистской манере так, словно бы они не сообщают «ничего кроме фактов», то это потому, что в процессе накопления научных процедур они уже сделали удачные интуитивные скачки и теперь располагают рабочими моделями, которые они интуитивно прилагают к большинству изучаемых явлений".
Также как Томас Кун Рэндалл Коллинз оперирует термином неявное (скрытое) знание: "Успешно развивающаяся наука возможна даже при наличии в ней областей фундаментальной неопределенности, которые относятся к сфере невысказанного, неформального понимания. Неявно выраженное, скрытое знание – это тоже знание, поскольку оно работает".
Рэндалл Коллинз жестко увязал интуитивные понятия и науку. "Гибкий эмпиризм, работающий где необходимо, с неточностями и интуитивными понятиями и оставляющий много места для теоретической работы, которая связывает разные факты, - это ядро науки", обосновывая вышесказанное тем, что "таким путем интерпретативистские школы ввели в социологию содержательно важные теории".
Заключение
В конце ХХ века тема интуиции, как своеобразного феномена, снова оказалась в сфере внимания научной общественности. В первую очередь это было связано с тем, что успех ряда всемирно известных предпринимателей: Билла Гейтса, Теда Тернера, Марселя Бича был связан с наличием у них интуиции. Бартон Клейн из Гарварда в "Динамичной экономике" писал: "Если предприниматель хочет привлечь на свою сторону цифры, он должен положиться на интуицию в разработке новых гипотез. Богатство предпринимателя в догадках. Но если его догадки неясны, предприниматель должен довериться своей интуиции".
Карл Юнг отмечал, что "экстравертно – интуитивный индивидуум чрезвычайно важен как для экономики, так и для культуры". Данное высказывание можно смело отнести и к науке. Современные исследователи считают, что интуиция – это не врожденная, а приобретенная способность. Это приводит к мысли, что интуитивные способности необходимо выявлять и развивать. И в этом вопросе важнейшим условием является опыт.
Многочисленные исследования показали, что люди, обладающие интуицией, предпочитают абстрактное рациональному, прозрение – поискам, качественное – количественному, схоластическое – линейному, макро – микро, шестое чувство – обычным чувствам, долгосрочное – краткосрочному, предчувствие – точной информации, аналоговое – цифровому и будущее – прошлому. Это и есть предпосылки креативного мышления и широкомасштабных инноваций. Вышеизложенное приобретает целостную картину и соединяет в себе точки зрения на интуицию и Фрэнка Найта, и Томаса Куна, и Рэндалла Коллинза в рамках цитаты Соичиро Хонды, автора 470 изобретений и 350 патентов, почетного доктора десятка университетов: "Многие люди мечтают об успехе. Я считаю, что успех может быть достигнут только через повторяющиеся неудачи и самоанализ. Фактически успех – это только 1% вашей работы, а остальные 99% - это неудачи". Эксперты отмечали, что сила Хонды заключалась в технической элегантности, простоте дизайна и рыночной интуиции. И именно рыночная интуиция дала жизнь одной из крупнейших в мире автомобильной корпорации.
Двадцатый век фактически перевел понятие "интуиция" из сакральных понятий в сферу научных исследований. А ХХI век, скорее всего, станет веком практического обучения интуиции.
Одно из наиболее опасных заблуждений нашего времени заключается в переоценке роли дискурсивного мышления (разума) и недооценке прямого интуитивного познания. Разум – то, что отличает человека от животных и делает его «венцом творения», – ошибочно объявляется высшим достоинством человека. Мы привыкли говорить о величии и могуществе человеческого разума, легкомысленно объявляем его высшей ценностью и не видим различия между умным человеком и человеком мудрым.
На самом деле разум – это низшая, в сравнении с интуицией, познавательная способность, функционирующая только в пределах двойственности, подчинённая логике и не способная выйти за её пределы. Интуиция же – это качественно иная, высшая по отношению к разуму познавательная способность, не ограниченная двойственностью, выходящая за пределы логического и, по своей природе, принципиально парадоксальная.
«Пребывание в двойственности» – это такой способ восприятия реальности, для которого характерно жесткое и категоричное разделение всего сущего на непримиримые противоположности и постоянное их противопоставление. Рассудочное познание характеризуется нетерпимостью к противоречиям. Оно не признает права на одновременное существование обеих противоположностей. Такая познавательная установка выражена в христианском тезисе «чёрное – чёрное, белое – белое; всё остальное – от лукавого». Однако восточные мистики утверждают, что противоположные начала, Инь и Ян, не должны образовывать жёсткую статичную конструкцию, в которой они, набычившись, стоят друг против друга, как два войска перед битвой. Интуиция – это непротиворечивая и динамичная целостность противоречивых начал: добра и зла, дня и ночи, чёрного и белого. Великий Гуру Тибета Падмасамбхава (V в. до н.э.), которого тибетцы считают реинкарнацией Будды Гаутамы, выразил идею недвойственности высшего познания с присущей ему силой и лаконичностью: «Противоположностей, в действительности, не существует, также неистинен плюрализм. Просветление невозможно, пока не будет отброшен дуализм и познано единство».
С этим высказыванием перекликаются слова великого физика XX века Нильса Бора: «Всякая глубокая истина имеет ту особенность, что диаметрально противоположное ей высказывание является не менее глубокой истиной».
Абсолютизация одного полюса пары противоположностей и отвержение другого может быть только в мышлении, но никак не в реальной жизни. По этому поводу замечательно высказался Гегель: «Северный полюс в магните не может быть без южного, а южный не может быть без северного. Если мы разрежем магнит на две половины, то у нас вовсе не окажется в одном куске северный полюс, а в другом – южный».
Итак, разум логичен и, как таковой, не терпит противоречий. Но логичен ли мир, объективная реальность, которую он стремится познать? Оказывается, на самом деле, всё реальное бытие соткано из противоречий. Как мне сказал один мой знакомый, у которого много лет была собака, «поводок имеет два конца». Можно пойти ещё дальше и сказать, что вообще всё в этом мире «имеет два конца». Однако парадоксальная природа бытия не может быть схвачена разумом, отвергающем всё, что «не соответствует здравому смыслу и элементарной логике». «Нет, вы мне докажите!», – требует человек «разумный». Но ему невдомёк, что любые доказательства работают только в пределах дискурсивного мышления, только в пределах разума. Полная бессмысленность требования логических доказательств особенно ярко видна, когда речь идёт об истинах высшего порядка, познание которых требует трансцендирования разума, то есть выхода за его пределы.
Один мудрый суфийский наставник сказал по этому поводу:«Требовать интеллектуального доказательства бытия Божьего – всё равно что требовать видеть ушами». Применительно к такому кругу вопросов требование «докажи!» с головой выдаёт духовную незрелость и познавательную несостоятельность вопрошающего, свидетельствует о том, что он не понимает азбучных истин теории познания. Мистики всех времён встречались с этой проблемой – с учёными невеждами, преисполненными самодовольства, желающими спорить, но не способными к высшему познанию.
В этом отношении менее логичный и более интуитивный Восток имеет значительные преимущества по сравнению с научно-техническим, компьютеризованным до мозга костей, Западом. Восток ближе к пониманию того, что истинная мудрость не может быть выражена иначе как парадоксом. Вот пример такого рода восточной мудрости: «Имея дело с врагом, не забывай, что он может стать другом, имея дело с другом – не забывай, что он может стать врагом».
Чистая (то есть абстрагированная от интуитивного начала) логика всегда является ригидной и статичной, тогда как интуиция текуча и подвижна, имеет выраженный динамический характер. Разум, встречаясь с каким-либо утверждением, требует его доказательства и проверяет его с точки зрения логических критериев истинности. Интуиция не признаёт этих претензий разума, ибо низшее не может судить высшее. Об ограниченности присущего науке рассудочно-логического познания и самодостаточности интуитивно познаваемой истины замечательно сказано Артуром Шопенгауэром:
«Этот свойственный наукам путь познания от общего к частному влечёт за собою то, что в них многое обосновывается дедукцией из предшествующих положений, т.е. доказательствами; это и дало повод к старому заблуждению, будто лишь доказанное вполне истинно и будто каждая истина нуждается в доказательстве, – между тем как, наоборот, каждое доказательство скорее нуждается в недоказуемой истине, которая служила бы конечной опорой его самого или опять таки его доказательством: вот почему непосредственно обоснованная истина настолько же предпочтительна перед истиной, основанной на доказательстве, насколько ключевая вода лучше взятой из акведука».
Интуиция всегда за пределами логики. Логика всегда дуалистична, двухмерна, тогда как интуиция – трёхмерна. Метафорически выражаясь, логика может иметь дело не с объёмным объектом, а всего лишь с его проекцией на плоскость (прошу не упускать из виду метафорический, а не буквальный характер этого высказывания). Отсюда возникает принципиальная парадоксальность и нелогичность интуитивного познания. Но только так и могут быть изложены высшие истины. Язык великих мудрецов и мистиков всегда отличался именно этой особенностью, причём речь идёт не о логических ошибках и несуразностях. Это вовсе не уровень донаучного, несовершенного мышления, неумения мыслить, а совсем, совсем другое – уровень умения не мыслить, не уровень «недомышления», а уровень сверхмышления, которое, по сути уже и не мышление вообще. Интуиция ни в коей мере не является отрицанием логики, то есть, формой интеллектуальной убогости, архаической «детской» формой донаучного познания. Хотя интуиция, действительно, не логика, но она не ниже мышления, а выше его; она не отрицает дискурсивное мышление, а трансцендирует его.
На самом деле, человеку необходимо и то, и другое – и сильное дисциплинированное мышление, и ясное интуитивное проникновение в суть вещей. Следует только помнить, что дискурсивное мышление никогда не бывает самодостаточным. Разум, лишённый естественной, не всегда замечаемой, но всегда присутствующей поддержки со стороны интуиции, хотя бы в обличье так называемого «здравого смысла» – с неизбежностью вырождается в шизофрению.
Разум способен решать только вопрос о внутренней согласованности некоей системы взглядов, некоей концепции, описывающей реальность, но он никогда не может дать нам гарантий, что это описание адекватно реальности. Он всегда оставляет открытым вопрос об адекватности информационного описания реальному объекту. Разум всегда пользуется словами и символами, без них его функционирование невозможно (в древнегреческом языке для обозначения речи и разума использовалось одно и то же слово – «логос»).
Совершенно очевидно, что любому речевому сообщению, а следовательно, и мышлению, построенному по принципу внутреннего диалога, изначально присуща двойственность (дуалистичность). Это доказывает тот факт, что любая последовательность знаков и символов, используемая для выражения и передачи некоего смысла, в конечном итоге, может быть сведена к двоичному коду (0 – 1, да – нет, точка – тире). Но это же и есть разделение на противоположности, это и есть дуалистичность речи и мышления.
Таким образом, наш разум, немыслимый без внутренней (думание) и внешней речи – это всегда компьютерный разум, по определению не способный выходить за пределы двойственности. Кроме того, дискурсивное мышление (а соответственно, и неразрывно с ним связанная речь), принципиально дискретны. Каждый символ, каждое слово, каждый тезис (посылка) отделён от других. Дискретность можно определить как «сыпучесть» мышления и речи (образ гравия, который сыпется камушек за камушком), тогда как интуитивной мудрости-праджне присуще качество непрерывности. Её можно уподобить маслу, льющемуся из кувшина непрерывною струёй.
Слова, слова... Словами можно всё, что угодно объяснить, всё, что угодно, доказать, и всё, что угодно – опровергнуть (хорошим примером тому является древнегреческая софистика). Но являются ли слова сколь либо значимым критерием истины? Так называемая «объяснительная сила теории» – на самом деле, достаточно сомнительный критерий её истинности. Это я могу утверждать как профессиональный психолог: и невротики, и параноики, и «практически здоровые» люди, приходящие со своими «нерешаемыми» личностными и эмоциональными проблемами – все, без исключения, имеют собственные версии реальности, всё великолепно объясняющие, но, к сожалению, зачастую совершенно не соответствующие истинному положению вещей. Этот критерий (объяснительная сила) требует, чтобы в теоретическую схему непротиворечивым образом укладывались (объяснялись) все факты, которыми мы располагаем. Он требует отсутствия противоречий и логических неувязок, требует полной внутренней согласованности между всеми составными элементами данной теории. Еще раз повторим уже высказанную ранее мысль, ввиду её особой важности:
Разум может обеспечить непротиворечивость и взаимосогласованность системы знаков и символов, претендующих на описание реальности, но разум не гарантирует адекватности этого отражения, его истинности. Так, например, известно, что паранойяльная бредовая система, как правило, отличается логичностью, внутренней согласованностью всех её компонентов и большой убедительностью для стороннего человека, не знакомого с тем, как дела обстоят на самом деле (стандартная ловушка для неопытных журналистов). Другими тому примерами являются «легенда» разведчика, ложная версия преступника, пытающегося обмануть следствие, или же обычная бытовая ложь («Дорогая, я сегодня задержался по серьёзной производственной необходимости – очередная авария на подстанции»). Возможно, читатель захочет возразить, что приводятся примеры, так сказать, житейского характера, но для строгого дисциплинированного научного мышления всё обстоит совершенно иначе. Такому читателю предлагается посетить кладбище отживших научных теорий. Их авторы были не глупее, чем мы с вами, напротив, многие были гораздо умнее нас, однако это им, как видим по результатам, не сильно помогло.
Принципиальной, глубинной разницы между «житейским» и научным функционированием разума – не существует. Логика, не обоснованная интуицией, в любой сфере своего действия неизбежно создаёт ложные, неадекватные теории. Логичность и адекватность – совершенно разные вещи, и из первой вовсе не вытекает автоматически вторая. Это хорошо иллюстрирует следующий пример:
«Вы идете по улице и спрашиваете прохожего:
– Извините, Вы случайно не знаете, сколько сейчас времени? – на что он вам отвечает:
– Да, знаю, – и проходит мимо».
Его ответ абсолютно логичен, полностью согласован с вопросом; какие-либо логические неувязки, противоречия между вопросом и ответом отсутствуют (конечно, если мы на это будем смотреть с точки зрения «чистой» логики, не отягощённой здравым смыслом). Однако с точки зрения этого самого здравого смысла, с точки зрения контекста – это полная неадекватность, которая может быть интерпретирована либо как откровенное хамство, либо как психическое заболевание. В данном примере всё представлено в яркой гротескной форме, однако, многие люди, искренне считающие себя разумными существами, сплошь и рядом делают сходную ошибку: цепляются за чисто внешние, формально-логические противоречия в словах собеседника, при этом полностью игнорируя их смысловое содержание и контекст, в котором эти слова произносятся. Грустное это зрелище – видеть самоуверенное интеллектуальное ничтожество, слушающее умного человека не с тем, чтобы чему-то у него научиться, что-то почерпнуть, а с тем, чтобы поймать своего собеседника на каком-либо чисто формальном противоречии и самоутвердиться таким образом за его счёт. Ну что ж, недаром в Писании как раз для таких случаев сказано: «Не мечите бисер перед свиньями, ибо они оборотятся на вас и растерзают вас». Такой нездоровый стиль общения встречается значительно чаще, чем это кажется на первый взгляд.
Итак, мы пришли к выводу, что объяснительная сила теории вовсе не является самодовлеющим критерием её истинности. Вполне возможно логически безупречное, непротиворечивое и в высшей степени убедительное изложение ошибочной и неадекватной теории, тогда как несомненная истина, основанная на глубоком и ясном прозрении в природу реальности, может быть изложена весьма невразумительно, сбивчиво и несвязно, с множеством противоречий и логических нестыковок. В первом случае, мы имеем замечательное развитие вербального интеллекта и дискурсивного мышления при прискорбной недостаточности интуиции. В другом случае – наоборот, прекрасное интуитивное видение при неспособности полноценно и качественно оформить его в словах. Конечно же, мы не должны забывать о принципиальной невозможности вербализации высшего интуитивного познания. Здесь, при желании можно указать на логическое противоречие в написанном выше: с одной стороны, говорится о невыразимости интуитивно познанного, с другой – об адекватной вербализации. На самом деле, противоречия нет, поскольку существуют сферы опыта, относительно которых возможно как интуитивное познание, так и рациональное объяснение (сфера грубоматериального), однако есть и другие сферы, при продвижении в которые вербализация интуитивного постижения всё более и более затрудняется и, наконец, делается невозможной.
Можно заключить, что хотя разум и является низшей познавательной способностью, а высшая истина невыразима – тем не менее, будет грубой ошибкой отвергать разум, дискурсивное мышление. Просто нельзя ставить его, как это делают люди науки, на роль господина познания. Его роль хотя и важная, но подчинённая, и он должен знать своё место.
Все эти рассуждения вплотную подводят нас к проблеме эксплицитных и имплицитных знаний.
Эксплицитные и имплицитные знания
Знания, которые человек получает на основе известных когнитивных механизмов, принято делить на эксплицитные и имплицитные, т.е. явные и скрытые, глубинные. Эксплицитные знания представляют собой знаковую систему – это книги, журналы (печатная продукция); лекции – вербальная форма знаковой системы; магнитофоны, множительные аппараты, телевидение, компьютеры, факсимильные аппараты, мобильные телефоны – технические средства. Такие знания имеют отработанный понятийный аппарат, каждая их деталь может быть воспроизведена и сохранена. Они формируются в процессе акта познания на основе традиционного когнитивного механизма.
Имплицитные знания не сформулированы, получаются непосредственно – это индивидуальный духовный опыт, взгляд, обращенный внутрь, скорее чувство знания, человек не отделен от того, что знает, это результат познающего воображения), здесь ценностно ориентированный подход. Особенностью имплицитного знания является его спонтанный характер, оно возникает практически мгновенно, не давая времени на размышления, т.е. на работу разума. Это внерациональный процесс, выходящий за рамки ограничений, накладываемых органами чувств. Термины «эксплицитное» и «имплицитное» знание ввел англо-американский философ Майкл Поланьи. Основное внимание в своем исследовании он уделил имплицитному, личностному знанию (Поланьи М. Личностное знание: на пути к посткритической философии. М.: Прогресс, 1958.).
Рассмотрим подробно имплицитные знания как внерациональный когнитивный механизм.
Чем более сложной и нерегламентированной является деятельность, тем в большей степени ее результаты определяются личностными знаниями человека. Это утверждение касается прежде всего науки, но здесь на самом деле все не так просто: научное познание – в первую очередь интеллектуальный, рациональный процесс, а личностное знание лежит за рамками интеллекта. Это результат того, что мы очень узко определяем процесс и механизм научного познания, практически исключая из него поле внерационального. С другой стороны, креативность превратилась в силу, определяющую новый век. Каждый стремится к актуализации своей личности, проникновению в свой собственный внутренний мир, развитию Высшего в себе.
Все мы обладаем глубинными, внутренними знаниями, и главное здесь – вычленить их в безостановочном потоке мыслей. Кроме всего прочего, необходимо размышление о предмете, что прежде всего и позволяет дифференцировать, зафиксировать касающееся его знание, попросту говоря, обратить на него внимание, запомнить пришедшую в голову мысль. Это и есть имплицитное знание, неявное, скрытое, латентное, некодифицированное, его можно назвать личностным знанием, которое неразрывно связано со своим носителем. Человек может не знать, что им обладает, но оно безоговорочно есть и, когда появляется необходимость, дает о себе знать. Это знание называют интуитивным.
Роль интуиции в нашей жизни колоссальна. Обычно мы терпим неудачу вовсе не на каких-то тонких и необычайно сложных вещах. Во всех сферах жизни разного масштаба неудачи и катастрофы вызваны несоблюдением самых простых и весьма нехитрых принципов. Поэтому в жизни часто преуспевают отнюдь не самые глубокие и тонкие умы, а довольно посредственные люди, знающие не так уж много, но зато хорошо реализующие то, что они знают. Систематическая, построенная на интуитивных здравых принципах работа среднего ума может быть много результативнее несистематических попыток гения. В этом, безусловно, есть своя правда.
Встает проблема понятийного аппарата. Видимо, не все имплицитные знания можно назвать интуитивными. Их следует разделить на интуитивные , оформляющиеся в сфере каждодневного опыта, в границах посюстороннего, в рамках жизненных коллизий и отношений, позволяющих привязать знания к контексту, и знания трансцендентные . Интуитивные личностные знания, наряду с эксплицитными, которые мы сейчас не рассматриваем, являются объектом управления в рамках менеджмента организации. И они интересуют управляющих с точки зрения получения практического результата инновационного характера, приносящего максимальный эффект. Но имплицитные, глубинные знания могут носить глобальный характер, быть связанными с постижением основ мироздания, отношений человек – Бог, человек – Вселенная, места человека в космосе, касаться моделей развития общества, нового миропорядка и пр.
В этом случае человек может пережить выход в деперсонализированное сознание, лишенное привычных смыслов, это мир «небытийного бытия», как назвал его В.В. Налимов, «это творчество, которое позволяет прикоснуться к Высшей Реальности, это соприкосновение с тайной» (Налимов В. В поисках иных смыслов. М.: Прогресс, 1993.). Такое знание трудно назвать интуицией, это мир, не являющийся источником наших мыслей и восприятий в обычном состоянии сознания, но трансцендентный опыт, выход в запредельные сферы, иные модели мира. К науке это имеет непосредственное отношение в те моменты, которые мы называем озарением.
Имплицитное знание есть высокое творчество, вдохновение. Здесь предварительная авторская концепция отсутствует – это достояние разума. Носитель внутреннего знания само знание не создает, он делает его возможным , это внеличностный процесс, обладающий собственной динамикой и ведущий человека за собой. Если речь идет о представителе науки, то у него очень развито рациональное мышление в отличие, например, от поэта или художника, и он, естественно, пытается найти объяснение такому состоянию. Он испытал что, это его личный опыт, и теперь хочет понять, как этого достиг. Ведь интуиция, вдохновение не достижимы путем волевого усилия или интеллектуальной работы, они просто случаются .
Так что же это было, насколько он не одинок, как другие люди разных эпох и культур смогли выразить подобное состояние? А это действительно одно и то же состояние: порядок вещей, сущность бытия, устройство мира – одна вневременная субстанция. И мы погружаемся в ноосферное культурное пространство, наработанное человеческой мыслью, там пытаемся найти людей, которые испытали то же самое состояние и чей способ выражения этого состояния нам близок. Между нами протягивается живая ниточка – радость узнавания не только идеи, но того, что за ней стоит, ощущение потаенных глубин знания человека, пройденного им пути, всего прочувствованного. Погружение в культурную среду является импульсом для нового творческого порыва. Такие внутренние состояния продлеваются именно в творчестве, только оно может остановить мгновение, момент видения порядка вещей или сущности бытия, тут и создаются великие творения. Думаю, что именно об этом писал академик В.И. Вернадский в своей теории ноосферы.
Вместе с тем надо признать, что деление имплицитных знаний на интуитивные и трансцендентные условно. В любом случае эти знания получены внерациональным путем, они суть результат расширения сознания, выхода в иную реальность, где работает механизм внутреннего, духовного видения. И вновь встает проблема понятийного аппарата: духовный опыт – это опыт трансцендентный, связанный с переживанием потусторонней реальности, или любой опыт, дающий ощущение другой реальности, приносящий имплицитное знание. А само имплицитное знание разве не есть соприкосновение с иной реальностью, если не высокой, трансцендентной, то все равно выходящей за пределы «житейских смыслов»?
Думается, что трудности, связанные с попыткой дать определение понятия духовности, имеют принципиальный характер. Это понятие не вмещается в рамки рационального мышления, не может быть адекватно отображено в виде логических построений, а связано с более высоким планом бытия – духовным опытом. Разум не имеет средств выражения субъективного духовного опыта. Его нельзя описать словами, поскольку он лежит вне области органов чувств и интеллекта, из которой происходят наши слова и понятия. И только в самом общем виде можно сказать, что духовность – это всегда устремленность за пределы узкого житейского смысла, это трансцендентное начало в человеке.
Имплицитные знания признаны наиболее важными для человека, экономики и общества в целом. Естественно, современный мир требует их непременной формализации, кодирования, превращения в доступные для пользователя. Подобные технологии внедряются везде, где это эффективно, что приводит к ускорению темпов диффузии нового знания. Превращение личного знания в знание, доступное для окружающих, – основной вид деятельности компании, создающей знания. И здесь, конечно, нужны люди, владеющие секретами формализации скрытых знаний. В любом случае это высокие творческие силы, свобода от предвзятых взглядов. Очень важны уровень интеллекта и объем эксплицитных знаний, которыми владеет человек, способность вычленить новое из общего объема предоставленной информации, смелость назвать это новое, что означает перевести его в структурированное эксплицитное знание.
Огромное количество информации и знаний теряется, мы их просто не улавливаем. Однако бывает так, что абсолютно спонтанно мы начинаем записывать свои мысли, причем касающиеся какого-то определенного предмета, и сами не сразу понимаем, для чего мы их записываем. Но если начали это делать, то не упустим вновь пришедшую мысль, зафиксируем ее. А потом получается исследование, которое тянет за собой другие работы, опирающиеся на него как на базис. Очевидно, что здесь знание является источником формирования новых знаний, которые зафиксированы и могут быть переданы для использования.
Можно попробовать увидеть процесс получения внутреннего, имплицитного знания несколько иначе. Внутреннее знание, а это глубины нашего сознания, – огромная сила. Однако формализовывать, раскладывать по полочкам полученный опыт – значит не доверять собственному переживанию, поскольку формализация всегда связана с активностью разума, что намного снижает ценность опыта (термин «переживание» означает непосредственный внутренний опыт, дающий полную очевидность истины, это понятийно не опосредованный акт, характеризующийся связанностью пережитого с переживающим субъектом и значимостью пережитого для субъекта).
Представляется, что, расшифровывая, передавая, формализуя такое знание, мы упрощаем его, низводя до уровня понимания. То, что выражено словами, есть лишь модель процесса, в той или иной мере адекватная самому процессу. На самом деле личностное знание обладает мощным эмоциональным зарядом, большой силой и интенсивностью и выходит за пределы четко выражаемого смысла. В таком случае при формализации неявного знания возникает сложная задача: насколько возможно уловить его глубинный, непроявленный смысл? Реально ли адекватно решить задачу?
С другой стороны, как наука может существовать без попытки прояснить опыт, вывести его в сферу познанного? Невозможность выразить имплицитные знания вербально не зависит от того, на каком уровне сознания протекает наш опыт – на уровне каждодневной реальности либо достигая метафизических высот. В любом случае очень сложно донести непосредственно полученное знание в его первоначальном виде, тем более в отсутствие понятийного аппарата. Кроме того, если пользоваться нашей речью для раскрытия внутреннего опыта, то его глубина, а с ней и личностная сущность исчезают.
Ясно, что процесс получения имплицитных знаний связан с глубокой трансформацией личности, это неотделимые один от другого процессы. Подобные состояния представляют собой погружение в духовную реальность, «восхождение в бытии», по словам русского философа Н.А. Бердяева. Такой опыт позволяет узнать о заложенных в нас потенциальных силах любви, продуктивной деятельности, он дает чувство связанности с Высшей реальностью. Видимо, это изначальная матрица, впечатанная в мыслительную сферу человека, элемент коллективного бессознательного по Карлу Густаву Юнгу, содержащего в себе воспоминания и культурное наследие всего человечества. Универсальные и изначальные структуры в коллективном бессознательном, или архетипы, мифологичны по своей природе. Переживания, включающие в себя архетипический элемент психики, содержат чувство сакрального, священного, представляющего собой не индивидуальный, личный, а сверхиндивидуальный, надличностный и в этом смысле трансцендентный уровень сознания человека.
У многих это непререкаемое, безусловное знание. Оно проникло в сознание: мы знаем, что знаем. У других такое знание не проявляется в сознании, оно глубоко в бессознательном. Одно очевидно: все эти процессы живут своей жизнью, их можно рассматривать самостоятельно, вне религиозного опыта. Часто это называют верой, которая представляет собой убежденность в достоверности чего-либо без посредства органов чувств или логического хода мысли: путем необъяснимой уверенности (видимо, вера отличается от личностного знания тем, что связана с религиозным осознанием). Другое дело, что это знание приходит в процессе духовного опыта, совсем не обязательно сопряженного с религиозными поисками. Нетрадиционные познавательные механизмы, неотделимые от расширения сознания, которые мы исследуем, связаны с образно-чувственным видением. Это процесс спонтанный. В любом случае такое знание – не платоновское «доказанное истинное убеждение», а юнговский «первообраз бессознательного, иррациональная данность, которая просто есть».
Мы подошли к принципиально важному аспекту исследования, касающемуся нетрадиционного познавательного механизма, связанного с получением знаний и оценкой роли сознания в этом процессе. Как человек продуцирует, получает некодифицированные знания? Подобные знания человек не получает извне, они являются результатом самопознания , извлекаются из глубин собственного Я: все во мне, ничего вовне, но вовне – то же, что во мне. Можно сказать, что человек нисходит в глубины себя и одновременно возвышается над собой. Это было хорошо известно в древних культурах. Возьмем индийский эпос «Упанишады»: «Дух, который находится здесь, в человеке, и Дух, который находится там, в Солнце, – взгляни, это Единый Дух, и нет никакого другого». Или дзен-буддизм: «Царство пробуждения это не внешняя сфера с четкими, ясными признаками… это царство священного знания в тебе самом». «Сознание цельное, источающее Свет, пронизывает всю Вселенную. Оно внутри тебя и не приходит извне». Как поэты писали об этом святые отцы – первые христиане: «Постарайся войти во внутреннюю клеть твою и узришь клеть Небесную. И первая, и вторая – одно: одним входом входишь в обе. Лествица в Небесное Царство находится внутри тебя: оно существует таинственно в душе твоей. Погрузи сам себя в себя от греха и найдешь в себе ступени, которыми возможешь совершить восхождение... Кто сосредотачивает зрение ума внутрь себя, тот видит в себе зарю Духа». Эти мысли разделяют столетия и тысячелетия, но высказаны они практически одними и теми же словами. Здесь все возвышенно: иная картина мира, иные жизненные смыслы, погружение в Тайну.
Все сказанное позволяет сделать важнейший для нашего исследования вывод: расширение сознания за пределы Я (т.е. снятие ограничений, высвобождение огромного потенциала, таящегося в его неизведанных сферах за пределами этих ограничений), получение глубинного, личностного знания и его интеграция в общую структуру познавательного процесса – это единая система, основанная на иных, нетрадиционных когнитивных механизмах, в основе которых лежит творческий акт. Изменяется сам процесс познания, не Я – субъект познаю внешний по отношению ко мне объект, напротив, этот процесс носит целостный, холистический характер, позволяет слиться с познаваемым, а значит, проникнуть в самую его сущность, увидеть его изнутри. Такое познание протекает внутри нашего глубинного, духовного опыта, прямого переживания этого опыта (можно сказать, духовных реалий), а с ним и внутреннего постижения. Это внерациональное, неподвластное разуму, сверхчувственное ощущение и есть имплицитное знание. При этом сама наука превращается во взаимосвязанный комплекс рационального и внерационального, имплицитного знания.
Данное исследование свидетельствует о том, что принципиально новые когнитивные механизмы, вторгающиеся в современную науку, непосредственно связаны с сознанием человека: механизмы познания и наше сознание – явления одного порядка, взаимосвязанные и взаимообусловленные. Нетрадиционные механизмы познания нереализуемы без глубинного проникновения в сферу сознания, а сфера сознания безгранично расширяется и предоставляет неограниченные возможности постижения мира. Познание происходит в процессе духовного опыта, непосредственно переживаемого человеком, он – часть этого опыта и составляет единство с познаваемым. Каждый опыт расширяет сознание, и так до бесконечности. И еще один очень важный вопрос. Почему человек меняется в процессе переживания опыта? Потому что углубляется его самопознание, происходит внутренний рост, раскрывается собственное Я, а это и есть тропинки, ведущие к реализации Высшего в себе.
Очевидно, что, несмотря на преимущественно рациональный характер механизмов научного познания, глубинные, личностные знания, интуиция как результат духовного опыта занимают большое место в науке. Данное исследование свидетельствует о том, что их роль будет возрастать, они превратятся в официально признанную составную часть научного когнитивного механизма. Новый аппарат научного познания не требует формализации, вербального выражения внутреннего опыта, скрытых знаний ученого, как это делается, например, в рамках процедуры управления личностными знаниями сотрудников крупных компаний с целью повышения эффективности работы организации. В науке собственное личностное знание может формализовать только сам ученый, вписав его в контекст своего анализа, мыслей и рассуждений. Ученый на основе интеграции своих внутренних, сверхрациональных и традиционных рациональных знаний сам должен сформулировать результаты собственного восприятия реальности как он их видит, чувствует, догадывается.
Это механизм осознания, способствующий трансформации знания, полученного внерациональным путем, вне области научного мышления, т.е. переводу его в область сознательного и интеграции со знанием рационального порядка (здесь встает один очень важный вопрос: всегда ли можно интегрировать личностное, непосредственное знание со знанием, полученным рациональным путем?). Он знает, что знает, потому что ощущает связь между собой и новой реальностью, и это не просто связь, а единство. Об этом говорил еще академик В.И. Вернадский: «Источники наиболее важных сторон научного мировоззрения возникли вне области научного мышления. Такие понятия, как атомы, эфир, инерция, бесконечность мира, сила и др. возникли из идей и представлений, чуждых научной мысли. Число вошло в науку из музыки. Представление о мировой гармонии из Ригведы… Отделение науки от религии, философии, общественной жизни, искусства невозможно – они тесно сплетены между собой» (Вернадский В.И. Труды по всеобщей истории науки. М.: Наука, 1988).
Встает вопрос. Известно, что знания способны к существованию только при наличии развитого институционального контроля, т.е. института экспертизы, который определяет, можно ли те или иные данные отнести к знаниям. Таким институтом оказывается специально назначенный эксперт, коллектив, публикации в соответствующих изданиях и другие формы. А предлагаемая модель познавательного процесса не требует институциональной экспертизы на возможность причисления тех или иных данных к знаниям.
Имплицитное знание не имеет ничего общего с дискурсивным, доказательным познанием, это не обоснованное суждение, а спонтанное разумение. Его называют также божественным разумением (Завадская Е.В. Культура Востока в современном западном мире. М.: Наука, 1977, с. 62), интуитивным либо духовным откровением, а можно его рассматривать как результат высвобождения огромного потенциала бессознательного (отсутствует понятийный аппарат). Такое знание доступно в своем исходном виде лишь своему создателю, любая формализация искажает его глубинный смысл (о чем уже говорилось). Так что экспертом может быть только сам носитель знания, ученый, идентифицирующий поступающую информацию, устанавливающий ее привязку к уже имеющимся знаниям (что ни в коем случае не означает следование догмам и ограничениям обыденного сознания) и внутренним видением создающий наглядный чувственный образ отражаемой действительности.
Проблема привязки интуиции к имеющимся знаниям, полученным рациональным путем, неоднозначна. Выходит, что ценность интуиции ограничивается определенными пределами, и эти пределы – ее выверенность разумом. Известный американский философ Уильям Джеймс по этому поводу пишет, что интуиция служит вполне самостоятельным и самодостаточным средством мировосприятия, так же как разум – один из механизмов постижения мира. Интуиция – особая форма познания, закрытая для трезвого рассудка, непосредственное знание, убеждение; она хранится в глубинах человеческого духа, а логические аргументации – только поверхностное проявление его. Однако рациональное знание выполняет свою функцию и с выводами разума необходимо считаться (Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1993, с. 375). Думается, что, поскольку наука будет формироваться как нерасторжимое единство рационального и сверхрационального, привязка между двумя видами знания так или иначе осуществится. Это и будет интегральное постижение истины.
С другой стороны, кому как не науке поколебать общепринятые, преемственно утвердившиеся взгляды и нормы? Тогда о какой привязке может идти речь? Если говорить об экономике, то, возможно, здесь вообще не следует ориентироваться на имеющиеся модели и концепции, мир очень быстро меняется, и что тогда можно взять за точку отсчета? В этой ситуации во всей полноте встает проблема не что, а как. Не что надо делать (в данном случае осуществить привязку полученного внерациональным путем знания к фундаментальным принципам и моделям), а как в соответствии с этим знанием обеспечить условия перенастройки экономики и общества в целом, их адаптации к новым глобальным вызовам.
Можно предположить другой вариант верификации имплицитного знания – внешнюю экспертизу, имея при этом в виду, что представленная модель познавательного процесса изменяет сам характер экспертизы. Если знание получено не рациональным путем, то и его верификация должна быть основана на экспертизе особого рода – иррациональной, являющейся не менее высоким творческим актом, чем само представленное знание. Здесь не требуется понимания, это скорее внутреннее чувствование, узнавание как чего-то своего, во всяком случае близкого, сидящего в глубине сознания – волна, связующая ниточка, вполне осязаемая в ноосферном культурном пространстве, которая эксперта нашла или он ее нашел. И все. Этого достаточно для оценки работы. Не будем забывать, что речь идет об экспертизе как творческом акте. «Творчество поднимает над повседневностью, помогает ослабить зависимость от нее», – это слова одного из выдающихся философов ХХ в. Эриха Фромма (Фромм Э. Иметь или быть. М.: Наука, 1990, с. 117).
Человек науки не может не понять, что имеется в виду. Каждому из нас знакомо это особое состояние, чувство близости, внутреннее переживание при чтении какого-либо научного текста – здесь притягивает модель мышления, скрытое воззрение, ощущаемый подтекст, открывающаяся нам интуитивная гипотеза, перспектива, может быть, штрихами намеченная идея и т.д.
Культура мышления
Изложение некой концепции вынужденным образом является сукцессивным(т.е. построенным по принципу линейной последовательности), тогда как понимание её сути должно быть симультанным (т.е. представлять собою одновременное восприятие всех её составных частей в их органическом единстве и целостности).
Когда автор приступает к работе, на первых порах он пытается дать систематическое изложение своей теории «по порядку», начиная с основных понятий, с фундамента, и имеет намерение постепенно, шаг за шагом, методично и последовательно, возводить здание своей теории. Однако позже он обнаруживает, что эта линейная «архитектоническая» модель изложения не работает. Оказывается, из каждого пункта изложения идут многочисленные ответвления и смысловые связи ко всем прочим пунктам. Оказывается, нет начала и нет конца, нет фундамента и нет верхних этажей, а есть смысловой объём, пронизанный великим множеством связей и имеющий смысловое ядро.
Далее, обнаруживается, что никакая часть учения не может быть полноценно понята в отрыве от всех прочих, и то, что изложено в начале книги, может быть воспринято в полной мере только через усвоение всего последующего материала.
Впервые эти идеи были высказаны знаменитым немецким философом XIX века Артуром Шопенгауэром в его программном труде «Мир как воля и представление». Согласно Шопенгауэру, структура любой, достаточно глубокой и зрелой концепции не архитектоническая, а органическая, то есть такая, «в которой каждая часть настолько же поддерживает целое, насколько она сама поддерживается этим целым; ни одна из частей по существу не первая и не последняя...» Исходя из этих соображений, он делает важный практический вывод: «Во всякой науке полное понятие о ней получается лишь после того, как пройден весь курс её и затем возвращаются к началу». Вслед за Шопенгауэром можно утверждать, что чем глубже и серьёзней излагаемая концепция, тем менее вероятно ее полноценное усвоение с первого прочтения. Серьёзные книги, как советовал Шопенгауэр, следует читать, как минимум, дважды.
Наше время совершенно уникально и несравнимо ни с одной из предшествующих исторических эпох, прежде всего, по невероятному обилию общедоступной информации. Мы действительно живем в условиях информационного сверх-изобилия. Однако это вовсе не означает полного благополучия, напротив, информационное сверхизобилие порождает множество трудноразрешимых проблем, в частности – проблему информационного замусоривания. Информация, обрушивающаяся на наши головы, является одновременно избыточной, недостаточной и противоречивой. Можно утверждать, что наша эпоха развивает не столько творческий, сколько магнитофонный ум, в котором запоминание все более доминирует над пониманием. Студент все более и более напоминает существо с огромной воронкой, вставленной в его голову, через которую профессора и доценты вёдрами вливают информацию.
Нарушению оптимального соотношения между приемом и переработкой информации в значительной степени способствует весьма распространенная в нашем обществе переоценка роли чтения. Читать и думать – не всегда одно и то же, читать легче, чем думать. Как писал Марсель Пруст, «за чтением нельзя признавать решающей роли в нашей духовной жизни», оно ни в коей мере не может заменить собой личную интеллектуальную активность. Подобного же мнения придерживался Г.Лихтенберг: «Люди, очень много читавшие, редко делают большие открытия. Я говорю это не для оправдания лени, а потому что открытие предполагает самостоятельное созерцание вещей: следует больше видеть самому, чем повторять чужие слова». У него же сказано: «...быстрое накопление знаний, приобретаемых при слишком малом самостоятельном участии не очень плодотворно. Ученость тоже может родить лишь листья, не давая плодов».
По свидетельству современников, Рене Декарт, великий Картезиус, перед тем как читать книгу по интересующей его теме, сначала выяснял основную проблему этой книги по введению, после чего закрывал книгу и затем предпринимал самостоятельную попытку решения поставленной проблемы. И лишь после этого он обращался к книге, сравнивая результаты автора с собственными выкладками. Обычно это воспринималось как свидетельство его гениальности, между тем, наоборот, следует считать его гениальность в большой степени следствием именно такого стиля познавательной деятельности.
Итак, с точки зрения интеллектуального развития, даже чтение является вторичным по сравнению с собственными познавательными усилиями. Чего уж говорить про телевизор, который попросту не оставляет нам никаких шансов на нормальное развитие, на обретение способности думать самостоятельно и качественно. Дело в том, что телевизор задаёт настолько плотный и интенсивный поток информации, что параллельная её переработка и полноценное осмысление практически исключаются. В этом состоит драматическое отличие просмотра телепередач от чтения книг. Книгу всегда можно отложить в сторону, сделать паузу и поразмыслить над прочитанным. Телевидение нам такой возможности не предоставляет. Отсюда и выраженное различие между старшим поколением, выросшим на чтении книг, и новым, которое выросло на просмотре телепередач.
Те, кто вырос на книгах, имеют более высокий образовательный уровень, более высокую культуру мышления и речевую культуру, и значительно более высокий вербальный интеллект по сравнению с теми, кто вырос на просмотре телепередач. Эта закономерность вполне объективна и подтверждена многочисленными исследованиями. «Книжные» люди в большей степени умеют думать, а «телевизионные» думать разучаются и способны только на пассивное восприятие, при крайне низком уровне осмысления получаемой информации.
Продуктивное развитие информационной системы интеллекта осуществляется через обучение и через творчество. Чтобы такое развитие происходило оптимальным образом, необходимо соблюдение правильного соотношения, правильной пропорции между поступлением информации извне и ее внутренней переработкой. Полученные знания должны быть ассимилированы, организованы и упорядочены, что невозможно без самостоятельных усилий по осмыслению полученной информации. И такая внутренняя работа должна происходить при поступлении каждой новой порции знаний. Суть этой внутренней работы – взаимоувязка имеющейся системы знаний и вновь поступившей информации. Если такой внутренней гармонизации, создания непротиворечивого синтеза, нет, то дальнейший ввод новой информации только дезорганизует мышление. Как сказал Герберт Спенсер, «если знания человека находятся в беспорядочном состоянии, то чем больше он имеет их, тем сильнее расстраивается его мышление». Оптимальное соотношение между поступлением информации извне и ее внутренней переработкой есть переменная величина. Чем более организована система знаний, чем выше ее непротиворечивость и целостность, тем более целесообразным будет поглощение новой информации. Напротив, чем больше накопилось неупорядоченной информации, тем важнее сократить её прием и интенсифицировать её переработку. Таким образом, необходимо, чтобы переработка информации успевала за ее поступлением, иначе человеку просто начинает грозить «несварение головы».
Процесс поглощения информации и процесс ее переработки можно рассматривать как диалектические противоположности. Интенсивный прием информации извне резко затрудняет параллельную ее переработку. Чем больше поступает новых сведений, новых идей и понятий, тем чаще приходится прекращать ввод информации и останавливаться для ее осмысления. И, наоборот, интенсивная внутренняя переработка информации всегда сопровождается концентрацией внимания на внутреннем мире и отключением от внешнего. Известная рассеянность увлеченных мыслителей есть обратная сторона предельной сосредоточенности на внутреннем объекте. Общеизвестным фактом является то, что человек, поглощенный собственными мыслями, может даже не слышать обращенных к нему слов. Выражаясь кибернетическим языком, вход системы заблокирован и это создает благоприятные условия для полноценной внутренней переработки ранее поступившей информации. Чем больше глубина этой переработки, чем она качественнее, тем больших она требует усилий и времени.
При чтении специальной литературы, прослушивании лекций, докладов и т.п., переработка информации, прежде всего, обслуживает приём и по этой причине является более поверхностной и менее интенсивной, нежели переработка при отсутствии приёма новой информации извне. Работа мысли в режиме автономности (когда перед вами лежит не раскрытая книга, а чистый лист бумаги) также является более адекватной как поставленным вами целям, так и сложившимся познавательным структурам. Обычно же цели автора прорабатываемой книги и его интеллектуальные интересы лишь частично совпадают с нашими; его видение мира и его язык тоже в какой-то мере, а иногда весьма значительно, отличаются от наших. В режиме автономности мы можем работать в собственных познавательных интересах, наша мысль может двигаться в избранном нами направлении, не будучи принуждаемой следовать тенью за рассуждениями автора. Кроме того, в режиме автономности мы можем свободно работать в терминах собственного интеллектуального опыта. Все это способствует более целенаправленной, более глубокой и эффективной переработке ранее поступившей информации. Можно утверждать, что оптимально построенный процесс развития информационной системы интеллекта должен носить циклический, пульсирующий характер и состоять из двух тактов: такта поглощения информации и такта её внутренней переработки. Исходя из этой, простой и незамысловатой идеи, можно предложить в высшей степени плодотворную методику, в равной степени пригодную как для обучения, так и для творчества (между тем и другим, на самом деле, граница весьма условна). В основе этой методики лежит принцип разделения во времени процесса приема новой информации и процесса переработки полученных знаний. В свое время американский ученый А.Осборн предложил метод «мозговой атаки», основным принципом которого являлось отделение процесса генерации новых идей от процесса их критической оценки. Разделение во времени этих двух процессов, мешающих друг другу, оказалось весьма эффективным. Не менее эффективным, на мой взгляд, является и принцип отделения приема информации от её переработки. Конечно же, разделение приёма и переработки информации в данном контексте следует понимать в смысле различной целевой направленности на разных стадиях творческого процесса. В строгом психологическом смысле процесс приёма информации всегда сопровождается её переработкой, более того – осуществляется посредством переработки. Это имеет место даже в процессе обычного восприятия (зрительного или слухового), не говоря уже о приеме смысловой информации. Другое дело, что эта переработка может быть разной глубины и интенсивности. То же самое справедливо и для принципа «мозговой атаки». Здесь можно говорить лишь об относительном разделении во времени генерации идей и их критического рассмотрения. Мышление по своей сути селективно и полного отсутствия критики быть не может. Речь идет лишь об ослаблении критической компоненты в структуре творческой деятельности на этапе генерации новых идей.
Организация творческого цикла должна включать в себя следующие две стадии, образующие замкнутое кольцо, в котором после первой стадии следует вторая, а после второй вновь первая. Это стадия информационной автономности и стадия интенсивного приема новой информации.
1. Стадия информационной автономности. На этой стадии полностью отсутствует прием информации извне. Временно прекращается чтение специальной литературы, обсуждение проблемы с коллегами. В этот период творческого человека можно уподобить курице, высиживающей яйцо – никакого бегания по курятнику, никакого кудахтания. Работа над проблемой ведётся в режиме полной автономности и полной самостоятельности. В это время мы оперируем только тем, что можем извлечь из собственной памяти, не выходя за её пределы в информационное окружение. На стадии первичной автономности преследуются следующие цели:
а) постановка проблемы (формулировка проблемы, ее уточнение и конкретизация);
б) оформление наиболее важной и ценной информации в виде кратких тезисов, в форме, удобной для их обзора как компонентов единого целого;
г) создание познавательной мотивации, познавательной доминанты.
Даже если проблема не получает разрешения на этой стадии, тем не менее происходит развитие информационного пространства задачи от исходной стадии «аморфного пятна» до какого-то уровня его структурирования. В результате, выявляются незамкнутые связи этой структуры, и на их свободных концах создается мощный энергетический потенциал в виде жгучих вопросов, требующих скорейшего разрешения.
Критерии перехода ко второй стадии:
а) проблема сформулирована в ясной, четкой и достаточно конкретной форме (в отличие от исходной расплывчатости);
б) самостоятельная работа зашла в тупик, внутренние ресурсы исчерпаны;
в) результаты проделанной работы (как по уточнению и конкретизации, так и по её решению) оформлены в письменном виде.
Это важно, ибо есть большая разница между простым размышлением и письменным изложением собственных мыслей. Последнее требует значительно больших усилий и энергозатрат, но зато даёт конкретный результат. Проработка поставленной проблемы при письменном изложении происходит значительно глубже и интенсивнее, не говоря уже о том, что мы получаем конкретную творческую продукцию, пусть даже черновую и весьма несовершенную. В противном случае, творчество вырождается в пустые разговоры и приятные, но ни к чему не обязывающие рассуждения. В таких случаях «весь пар уходит в гудок», а никакого реального продвижения вперёд не происходит. Болтать – легко, писать – трудно.
г) налицо познавательная доминанта, проявляющаяся в горячей заинтересованности и высокой познавательной активности по отношению к разрабатываемой проблеме (для чего важно как следует «помучиться» над проблемой).
2. Стадия интенсивного приёма пертинентной (относящейся к делу) информации. На этой стадии происходит активный поиск пертинентной информации в окружающей информационной среде (начитывание специальной литературы, обсуждение проблемы с коллегами и т.п.). Плодотворность этого этапа зависит от степени завершённости предыдущего. Новые знания воспринимаются совсем по-иному, если их получению предшествовала серьёзная самостоятельная работа: идёт активный поиск ответов на наболевшие вопросы. Р.Тагор как-то сказал, что отвечать человеку, когда он не задал вопрос – всё равно, что кормить его, когда он не проголодался.
Основная цель этой стадии – поиск новой конструктивной идеи, позволяющей взглянуть на проблему под другим углом зрения. Критерием завершения второй стадии является появление новой информации, требующей реорганизации сложившейся системы взглядов и открывающей новые возможности. После появления такой новой информации следует возвращение к работе в режиме автономности, но уже на более высоком уровне. Далее цикл повторяется вплоть до получения приемлемого результата. Развитие информационной системы интеллекта можно уподобить пульсирующему перемещению медузы, при котором стадия расширения чередуется со стадией сжатия, за счёт чего и происходит скачкообразное движение вперёд.
Посадова Екатерина
Понимание интуиции и ее роли в работах философов; функции и виды интуиции, а также способы ее развития.
Скачать:
Предварительный просмотр:
МБОУ «Средняя общеобразовательная школа №89 с углубленным изучением отдельных предметов»
Секция: обществознание
Исследовательская работа
Тема: «Роль интуиции в познании мира»
Выполнила: Посадова
Екатерина Александровна
Научный руководитель:
Посадова
Людмила Анатольевна
Учитель истории и обществознания
г. Ижевск,2014
- Введение. стр.3
- Глава 1. Понятие интуиции в истории. стр.5
- Глава 2. Структура интуиции. стр.10
2.1. Виды интуиции стр. 10
2.2. Формы интуиции стр.13
2.3. Фазы интуитивного процесса стр.14
2.3. Функции интуиции стр.15
2.4. Роль интуиции стр.16
- Глава 3. Возможности развития интуиции. стр.17
- Заключение. стр.25
- Литература. стр.26
Введение.
На протяжении многих веков основным вопросом философии является – вопрос познания мира. Главные проблемы познания можно кратко обозначить следующими вопросами: Что есть знание? Как оно возможно? Какими путями достижимо? Что такое истина и каковы ее критерии?
Наш здравый смысл, как правило, пребывает в непоколебимой уверенности в принципиальной познаваемости окружающего мира. Но как выяснилось в критическом философском анализе, логически вывести непознаваемость мира гораздо легче, чем доказать обратное.
Философия традиционно выделяла в акте человеческого познания два различных вида: чувственное познание и рациональное. Первый связан с деятельностью наших органов чувств (зрение, слуха, осязания и др.). Второй подразумевает работу – абстрактно-понятийное мышление человека. Хотя чувственное и рациональное познания играют огромную роль в получении нового знания, тем не менее во многих случаях их бывает недостаточно для решения каких-либо проблем. И тогда важную роль в этом процессе приобретает интуиция.
Актуальность темы
обусловлена тем, что в современных условиях пересматриваются многие философские проблемы, к числу которых относится и интуиция. Растущий практический интерес к интуиции обусловлен тем, что современное информационное общество требует от человека принципиально новых качеств и навыков. Интуиция предполагает расширение познавательных возможностей, актуализацию потенциальных ресурсов человека. Парадоксальность этой проблемы заключается в том, что, несмотря на обилие метафор, прямых и косвенных аналогий, конкретных определений, даваемых интуиции неоднократно, единого общепринятого объяснения феномена нет. И это понятно, поскольку интуиция, с точки зрения современной науки, не поддается экспериментальной проверке, она трудноуловима. Однако, несмотря на отсутствие общих консолидирующих ориентиров, проблема интуиции продолжает привлекать внимание представителей самых разных областей знания. В настоящее время ведется много исследований на эту тему, и я решила разобраться в ней, кроме того меня лично интересует этот философский феномен.
В своей работе я постараюсь затронуть многие вопросы касающиеся интуиции, используя книги по философии, психологии, исследование общественное мнение и интернет ресурсы.
Цель моей работы является - рассмотрение феномена интуиции и определение роли интуиции как элемента системы познавательной активности человека.
Задачи:
Проанализировать развитие понятия интуиции в истории философии;
Рассмотреть интуицию и ее роль в познания мира;
Раскрыть вопрос о возможности развития интуиции как явления сознания.
ГЛАВА 1.
ПОНЯТИЕ ИНТУИЦИИ В ИСТОРИИ.
Проблема интуиции имеет богатейшее философское наследие. Пожалуй, немногие философские проблемы в своем развитии претерпевали такие качественные изменения и подвергались анализу представителей самых различных областей знания. Вопрос об интуиции часто оказывался предметом острой борьбы между представителями материализма и идеализма. Вокруг него образовался целый круговорот нередко исключающих друг друга концепций. Но без учета историко-философских традиций невозможно было бы осмыслить сложнейшую эволюцию взглядов на природу интуиции и создать научное диалектико-материалистическое представление о ней. Таким образом, историко-философский анализ в исследовании проблемы интуиции представляется логически вполне оправданным. При этом следует не только поставить вопрос о преемственности в историческом развитии концепций интуиции, но и сделать из такого анализа важные как в практическом, так и в теоретическом отношении выводы, позволяющие говорить об интуиции как одной из актуальных проблем современного научного познания.
Различные толкования интуиции .
Интуиция – «непосредственное усмотрение», т.е. знание, возникающее без осознания путей и условий его получения, некое озарение, постигающее человека, который, как правило, квалифицированно, упорно и систематически осваивает ту или иную область действительности. Интуиция является источником и способом познания. В истории понятие интуиция или созерцания (интеллектуальная Интуиция). Роль интуиции в познании стала исследоваться уже в античную эпоху. Впервые черты философской проблематики в вопросе об интуиции наметились в учениях Платона и Аристотеля. Но именно здесь была отвергнута чувственная природа интуитивного познания. Интуиция была как бы перенесена в сферу абстрактного мышления и как форма теоретического знания приобрела статус гносеологической проблемы.
Первоначально интуиция означает, конечно, восприятие: это есть то, что мы видим или воспринимаем, если смотрим на некоторый объект или его пристально рассматриваем. Однако начиная, по крайней мере, уже с Платона, разрабатывается противоположность между интуицией, с одной стороны, и дискурсивным мышлением с другой. В соответствии с этим интуиция есть божественный способ познания чего-нибудь лишь одним взглядом, в один миг, вне времени, а дискурсивное мышление есть человеческий способ познания, состоящий в том, что мы в ходе некоторого рассуждения, которое требует времени, шаг за шагом развертываем нашу аргументацию.
Так, утверждал, что созерцание идей (прообразов вещей чувственного мира) есть вид непосредственного знания, которое приходит как внезапное озарение, предполагающее длительную подготовку ума.
Аристотель связывал проблему интуиции с фундаментальностью и непогрешимостью научного познания. Эту традицию продолжили и средневековые авторы.
Ф.Аквинский видел в интуиции царство «высшей истины»;
У.Оккам – основу абстрактного или дискурсивного знания. Но античные и средневековые философы еще не дали научного определения понятия «интуиция». Представители философии Нового времени и немецкой классической философии сделали дальнейшие существенные шаги в понимании интуиции. В истории философии нередко чувственные формы познания и мышление противопоставлялись.
Возможно, будет полезно почитать:
- Патриарх кирилл запретил актеру и священнику ивану охлобыстину служить в церкви Охлобыстин церковный сан ;
- Иван охлобыстин - биография, информация, личная жизнь Почему охлобыстин ушел из священников ;
- Ужин для ребенка 4 лет рецепты меню ;
- Принципы функционирования бюджетной системы РФ ;
- Особенности размещения населения на территории земли Население земли размещается равномерно средняя плотность населения ;
- Тонька-пулеметчица — cтрашная судьба страшного человека Фильм палач тонька пулеметчица реальная история ;
- Как поздравить начальницу с юбилеем? ;
- Российские студенты выиграли чемпионат мира по программированию Вот они, герои ;