Олег кулик картины. Олег Кулик: «Любовью занимаюсь на велосипедах

Российский художник Олег Кулик рассказал Bird in Flight, боится ли он Путина, что продавать коллекционерам, когда ты сам - предмет искусства, и почему Петр Павленский - это Христос современного акционизма.

Художник-акционист Олег Кулик в свое время прославился как человек-собака настолько, что спустя двадцать с лишним лет при встрече с ним люди лают.

Кулик стал прототипом героя фильма «Квадрат» - лауреата премии «Оскар». Когда-то он бежал в никуда из родительского дома в Киеве, затем стал частью московского художественного андеграунда вместе с Ильей Кабаковым и Борисом Орловым, а потом, почти от безысходности, вышел на улицу, чтобы заявить о себе, - идти больше было некуда.

Даже люди, далекие от искусства акционизма, знают мужчину, набрасывающегося на прохожих и кусающего их в рамках своего перформанса. Стычки с полицией, штрафы, аресты - Кулик провез своего «Цепного пса» по крупнейшим городам мира и везде создавал скандал.

Кулик провоцировал самую разнородную публику: то резал живую свинью в галерее, то изображал Христа-мутанта с копытами вместо рук на Даниловском рынке в Москве, то часами вращался в застывшей позе в залах Тейт Модерн в Лондоне. Больше двадцати лет назад художник предрек образ современной путинской России, хотя тогда ему никто не верил. В 90-е мир смотрел на страну сквозь пальцы, думая, что военщина и агрессия остались в прошлом. А художник в это же время в своих перформансах давал публике понять: то ли еще будет. Почти все сбылось - по крайней мере, ролевая модель государства.

Акция «Новая проповедь», Даниловский рынок, Москва, 15 сентября 1994 года. Фото предоставлены художником

Вы хотя бы один день думали о деньгах, когда начали заниматься художественной практикой, или для вас как для художника это никогда не было важным?

Знаете, я никогда не думал и не думаю о себе как о профессиональном художнике. Я вынужден был заниматься профессиональными аспектами того, чем занимаюсь по жизни, и художником я стал задолго до того, как задумался о деньгах.

То есть вы не думали, что это должно или не должно приносить деньги?

Нет, вопрос так не стоял.

А в итоге стал?

Волей-неволей ты сталкиваешься с вопросом продажи, но это скорее как побочный продукт. К примеру, искусство и семья - это куда более важный вопрос, чем искусство и деньги, для меня по крайней мере. Есть тема рынка, есть такие откровенно рыночные художники - не в плохом смысле, - очень талантливые, чьи работы имеют не только художественную, но и материальную ценность. Мои работы, из-за которых я стал известен или востребован, - это в основном акции и перформансы, в принципе, вещи совсем нематериальные. Раньше мне часто задавали вопрос: «А где предмет продажи? На что ты живешь?»

Надо было всем объяснять, что, во-первых, живешь ты скромно, а во-вторых, есть гранты, есть фонды. А потом появилась продажа документации на перформансы и акции, которые я проводил: какие-то фотографии, хроники. Нельзя сказать, что это искусство в прямом смысле, но в рынке ты участвуешь. Так получилось, что у меня появилось большое количество негативов, фотографий, которые покупали институции, какие-то частные известные коллекционеры. Деньги, может, и небольшие, но они позволяли мне неплохо жить.

Насколько важно для вас было находиться в тусовке?

Это было предельно важно, но опять-таки не сразу.

Как вы туда пришли?

Я сбежал из родительского дома, сбежал из Киева, но не от Киева, а от такой семейной потной опеки, как я ее тогда ощущал, контроля, желания управлять моей жизнью, направлять ее в нужное им русло.

То есть в Киеве у вас не получилось бы заниматься тем, чем вы занялись в Москве? Только из-за родителей?

Наверное, да. Я вообще долго на них обижался за то, что были вот такие жесткие условия.

Насколько?

Контроль, дисциплина, постоянно хотели из меня сделать что-то свое.

А кем они хотели вас видеть?

Директором завода углекислоты, например. Я работал там чуть ли не замом главного инженера - и это в 19-то лет. Меня устроили туда по блату. Сейчас это называется «коррупция», а тогда называлось блатом. Этим блатом было пронизано вообще все, и меня это очень душило; мне казалось, что в Киеве очень бездуховная атмосфера.

Я работал там чуть ли не замом главного инженера - и это в 19-то лет.

А переубедить их не получилось бы? Или здесь просто не было нужной почвы, арт-деятелей?

Я никого не знал, и мне казалось, что тут все такие. Я в тусовку не входил, да и тусовка была маленькая. Уже потом я узнал, что она здесь была, но куда более снобистская, чем в Москве. Не открытая по отношению к новым, все свои, все местечковое, и я был бы воспринят слегка инородно. Хотя, может, все могло бы быть по-другому; я просто не знал тогда никого из тусовки, и это повлияло на мое решение: в 19 лет я просто бежал навсегда и никогда больше не возвращался.

Это было воспринято родителями как предательство?

Скорее как идиотизм. Ведь я потерял прописку, я выписался. Сейчас это не так актуально, но тогда было очень важно. За киевскую, за московскую прописку люди все отдавали, а ты это бросил и уехал в деревню. Все мои родные бежали из деревни, все уезжали, а я пошел от обратного.

А как вы из деревни все же в Москве оказались?

Я поселился там рядом с Москвой, ездил туда время от времени, познакомился с людьми, они ввели меня в тусовку, в андеграунд: Борис Орлов, Дмитрий Пригов, Ростислав Лебедев, Илья Кабаков - словом, все старшее поколение. Привели меня в мастерскую, подружились, стали общаться. Могу сказать, что советский андеграунд - это действительно очень благородные люди.

За плечами у меня была киевская художественная школа, а потом я стал уже на практике учиться этому у Бори Орлова, я ходил к нему в мастерскую чуть ли не каждый день. Мне 20, ему 40 - он настоящим мастером был к тому времени. Еще в то время его выгнали из Строгановского университета, где он преподавал. За публикации на Западе, естественно. Я хотел поступать к нему тогда в Строгановский, но мы - я и еще несколько учеников - в знак протеста не пошли туда, а стали учиться у него в мастерской.

Мы тайком получали западные журнальчики, перепечатки. Собирались у кого-то, кто знал английский, он нам переводил, все слушали и обсуждали.

Какой это год был?

1981-1982-й, Брежнев еще жив был. Я познакомился с этими ребятами - и понеслось. Все вожди как раз летели кувырком в гроб: Брежнев, Андропов, Черненко один за другим. Это было время самого честного общения и моих настоящих университетов.

Все андеграундные художники через все прошли сами, и они не занимались каким-то конъюнктурным искусством. Они сами интерпретировали западные явления, поп-арт, соц-арт, сами разрабатывали и вводили в обиход термины.

И как из всего этого возникло течение московского акционизма?

К 30 годам у меня случился серьезный кризис. Подумайте только: меня все знают, со всеми я дружу, но я все время существую отдельно. Не попадаю в маленькие группы художников, которые уже были, - «шутники», или «чистые концептуалисты», или соц-арт, или кинетическое искусство. У меня была такая не то что уникальная, но маргинальная позиция.

Рухнул Советский Союз, и в 1990 году почти все уехали, весь андеграунд, даже молодые художники. На всесоюзном уровне все развалилось, официальная система искусства исчезла. А за границей искусство стало модным, именно наше современное искусство, а не советское.

Но это же еще с конца 80-х было, когда в Москве был Sotheby’s, торги и картину Брускина очень дорого продали.

Да, все уехали, и осталось буквально несколько художников моего поколения, которые еще ничего не успели о себе заявить, - то есть мы остались одни в пустыне, в которой начались эти самые лихие 90-е, как сейчас говорят. Среди этих оставшихся придурков был и я. Мы сидели вместе на кухне и обсуждали, где можно выставиться, что показать, о чем можно говорить. И ни на один вопрос не было ответа.

Почему тоже не уехали?

Не было куда, нас никто не звал, а тех звали.

А почему так, если вы все в одном котле варились?

Потому что мы были бездарные, еще мало что сделавшие. Бывают же такие, отбросы, неудачники, которых оставляют, так сказать, на второй год. Вот мы сидели, и кто-то из компании сказал: «Ничего не остается, кроме улицы». Единственное, где не было искусства в советское время, - это улица.

Публичное пространство для искусства было табуированным. Все должно быть под контролем, тихо, предсказуемо, знакомо, консервативно. А что такое выставиться на улице? Надо что-то сделать, привлечь внимание, остановить движение.

С кого все началось?

Саша Бренер стал проводить первые акции возле «Макдональдса» на Пушкинской площади, обличающие абсурд капитализма. Толя Осмоловский революционные какие-то акции проводил: залезал на памятник Маяковскому и курил на нем сигары. Здесь было много метафор: большой революционер и маленькие современные революционеры, которые сидят на плечах великих отцов.

Начались задержания, скандалы, когда где-то и в чем-то мы переходили границы.

Акционизм ведь не мы придумали, мы его ввели в Россию, но мы же понимали, что мы работаем с уже существующей традицией и формой. Однако мы смогли ее по-новому интерпретировать. Начались задержания, скандалы, когда где-то и в чем-то мы переходили границы.

Олег Кулик в Киеве. Фото: Мишка Бочкарев специально для Bird in Flight

А как вы вскочили в акционизм?

Мой вход в большой акционизм был связан с желанием уйти из искусства. Я провел пару акций, сделал несколько выставок, но если в 80-е это было неактуально, то в 90-е так вообще «вы как будто не с этой планеты, товарищ». И я решил завязать с искусством, уехать в Киев, на родину. Но уйти хотел как художник.

Мне показался удачным образ животного, которое руководствуется только своими физиологическими данными - руки, ноги, зубы, - а как человек, вертикальное создание ты не состоялся, ты не можешь адекватно понимать, вписываться в этот мир. И плюс для меня искусство не умирало - я уходил из искусства, но искусство-то оставалось.

Речь об акции «Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером»?

Да, я решил, что неважно, какое искусство, - важно твое отношение, что ты привносишь. Поэтому я решил закрыть двери в галерее собой и не пускать никого внутрь, как цепной пес. Мы дали информацию, что будет выставка. Люди пришли, захотели посмотреть, а войти невозможно, кто-то даже пострадал. Но динамика получилась значительная.

Люди пришли, захотели посмотреть, а войти невозможно, кто-то даже пострадал.

Я пригласил художника Александра Бренера, он был в образе поэта, который в одном пальтишке пришел. И мы с ним бегали за людьми, прыгали на машины, останавливали движение - и публика хохотала, визжала. Ощущения были очень странными.

Но это была запланированная акция - вы кого-то позвали, пригласили?

Да, был анонс. «„Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером“ - выставка Олега Кулика и Александра Бренера». Самой выставки не было, а был такой экшн, все пытались прорваться, потом все, сами того не заметив, включились в это. После акции я намеревался уехать, по-моему, даже билет в кармане был, позор был жуткий.

Уже на следующий день о нас везде написали. И я вдруг впервые почувствовал себя настоящим художником, который что-то сделал, вызвал резонанс. И вдруг меня «собакой» приглашают в Цюрих. Там случился еще больший скандал, хотя нас приглашала официальная художественная институция. Мы «собакой» перекрыли не пустой зал, а масштабную выставку мировых арт-звезд. Пятьдесят минут я срывал вернисаж, куда съехалась вся европейская богема. Для меня даже привезли клетку - полиция, сама того не зная, мне подыграла.

Ну а там пошло-поехало: Париж, Стокгольм, Нью-Йорк. Все хотели видеть перформанс у себя. Каждый раз акция сопровождалась дикими скандалами, стычками с полицией.

После Европы вас позвали в Америку?

Да, это была акция «Я кусаю Америку, Америка кусает меня» (в рамках акции Кулик две недели жил в специальном боксе внутри галереи). Я мог нападать на людей, даже кусать их, но это было закрытое пространство, и люди заходили в тренировочных костюмах. Реакция была одобрительная: пресса воспринимала эту историю как русское искусство в целом. Все говорили, что это такой русский образ, дикий, непонятный, утрированный. Все-таки Россию тогда не считали такой дикой, считалось, что она прошла этот этап, завернув коммунизм.

В 90-е на Западе о России начали говорить как о стране Толстого, Достоевского, Чехова. Но прошло вот уже 20 лет, и многие теперь задумываются, что Кулик был таки прав с этой дикостью, образ был очень точный, пророческий. И когда он стоял на коленях, не та ли это была Россия, которая сейчас встает с колен? Поэтому сейчас приглашают с перформансами опять. Но я, конечно, везде отказываюсь.

Сколько вы не делали уже перформансы и почему перестали?

После Нью-Йорка я решил, что пора заканчивать с собакой, хотя было море предложений, многие говорили: «Начал лаять - надо лаять до конца». Однако мне казалось, что это важно, что этот образ работал как бы партизанщиной на грани протеста, скандала, что это дикое животное было, но всему свое время.

Я больше не делаю партизанские акции, я делаю скорее театрализованные представления. Например, мы устроили парилку в Университете Ка’Фоскари в Венеции. Огромный университет, один из старейших в Европе. Мы устроили во дворе парилку в стеклянном боксе, где читали проклятия. Идея была показать акционистское тело, которое бьют, стегают, как на кресте, обливают водой.

А против чего вы протестовали в 90-е?

В 90-е - против отсутствия искусства. Это была идиотская гонка: нет времени на искусство, радость, философию, общение. Тогда мне казалось, что мы становимся бескультурными. Года 3-4 был ад: в каждом подъезде убийства, в каждом доме скандалы; катастрофы, разорение, закрытие, предприятий, голод, дороговизна, отсутствие продуктов.

А в искусстве что происходило?

Ничего не происходило, в том-то и дело - ноль. Но мы же были, о нас писали газеты. Пустующие залы отдавали тебе бесплатно, где-то выставки были чуть ли не на складах магазинов. В основном эта публичность давала только известность. Но в конце 90-х мы смогли конвертировать известность во что-то более материальное: поездки, выставки в крупных музеях, покупки.

90-е годы начались с акционистов и ими же закончились. Потом пришел Путин, и все стало мягко замораживаться в искусстве, в идеологии.

90-е годы начались с акционистов и ими же закончились. Потом пришел Путин, и все стало мягко замораживаться в искусстве, в идеологии. Все идеологическое бурление, которое происходило до этого, все эти фракции и деления на левых и рыночников - все это раскрылось в нулевые, в 90-х их как будто и не было.

А с приходом Путина что для вас изменилось?

Для меня особо ничего. Я ездил, выставлялся. Изменения для меня были скорее личные. Началось замораживание, и всплыла вдруг эдакая буржуазность. Это было внезапно, потому что вот недавно были голодные 90-е - и вдруг шикарные машины, рестораны, деньги, зарплаты, у всех все появилось, причем резко и в большом количестве. Мы подумали тогда, что 15 лет назад мы плакали, что не уедем за границу, а тут сидишь на Арбате где-нибудь и размышляешь вслух: «Ой, надоела эта Латинская Америка, Таиланд, Франция… Уже пятнадцатый раз во Франции, поехали лучше куда-нибудь в деревню».

И это был недолгий срок, года до 2008-го, первый срок Владимира Владимировича, один большой первый срок! И это была большая реконструкция, все строится, развивается, мы впервые вдруг зажили как люди. А мне стало ужасно скучно: этот буржуазный усредненный мир, институции, куча сотрудников. Но вместе с тем, конечно, появились музеи, ярмарки, выставки, частные коллекции.

Они ведь и в 90-е были?

Тогда они только начинались. В 1996-1997-м самые первые начались, и они были такие, новорусские: много мелкого, много крупного, один западный, один восточный, что душе нравится, а еще много ювелирки и антиквариата. Не было какой-то единой концепции. А потом подход изменился. Художники вдруг начали делать классные работы новые, именно технически. То есть мы вдруг оказались впереди планеты всей. Но мне было в этом неуютно участвовать, и я в основном все это время пропутешествовал, стал ездить в Индию, в Тибет, а дольше всего зависал в Монголии.

То есть вы старались отстраниться на это десятилетие?

Я не знал, что это будет длиться 10 лет. Я просто ушел в себя, в путешествия, любовные переживания, духовные поиски, мистические откровения. А вся эта Европа, все эти коробки, клетки, города, гонки, успешные или неуспешные стратегии просто осточертели. Мне показалось тогда, что мое время прошло - время диких людей, которые могут сами выбиваться, пробиваться и из нуля делать конфетку, как это было в 90-х.

А сейчас есть запрос на акции?

Конечно, и очень сильный. Посмотрите, какая реакция на продолжателя дела 90-х, арт-группу «Война».

Я как раз хотела спросить: вы сейчас следите за основателями этой арт-группы? Вы же их опекали в свое время.

Ну как слежу: доходит просто информация из публикаций, из прессы. В Киев они еще не приезжали, кстати?

Кто именно из них?

Ну, Воротников.

А его же вроде потеряли. Не знаю, последнее, что я читала, - то, что в марте он бесследно исчез, когда они в Германии находились.

Да, потому что его хотели посадить, и поэтому я подозреваю, что он как старый подпольщик где-то скрывается, непонятно где и как.

Но супруга не скрывается.

Понятное дело, у них четверо детей.

А почему, как вы считаете, так произошло? Вот Павленский уехал сейчас, не сказать, что у него там особо удачно судьба складывается.

Потому что это довольно радикальное явление уже, они люди такие, гипериндивидуалисты, которые преодолевают коллективизм, причем коллективизм наш, российский. Наш гиперколлективизм - он такой, что если ты и можешь выйти из коллектива, то только в другой коллектив, который воюет с этим коллективом. А если ты не в коллективе, если ты сам по себе, ты одиночка, то ты не воспринимаешься как одиночка и как человек нейтральный, ты воспринимаешься как предатель того или иного союза.

Наш гиперколлективизм - он такой, что если ты и можешь выйти из коллектива, то только в другой коллектив, который воюет с этим коллективом.

Перформанс «Броненосец для вашего шоу», Лондон, галерея Тейт Модерн, 27 марта 2003 года. Фото предоставлены художником

Эмиграция - правильное решение?

По-разному. Pussy Riot, к примеру, ездят, потому что их приглашают, они выступают с концертами. «Война» просто бежали, как они считают, от чего-то. Петю Павленского, например, совершенно сознательно выдавливали из страны, я прямой свидетель этому, это была операция спецслужб.

То есть он не сможет вернуться в Россию при этой власти?

Не сможет. Но с Павленским вообще очень интересная ситуация. Мне кажется, что весь акционизм был подготовкой к Павленскому, он как Христос. Вся предыдущая пророческая традиция, то, чем мы занимались, было подводкой к появлению такой четкой, цельной и ясно мыслящей сильной личности. Он очень не похож на нас, у него как раз искусство жизни, и он в этом смысле есть высший продукт российского искусства. Такой гипериндивидуализм, как у Павленского - который вообще не идет ни на какой сговор и не поддается никакому давлению, - может родиться только в стране гиперколлективизма.

Мне кажется, что весь акционизм был подготовкой к Павленскому, он как Христос.

А с какой целью выдавили Павленского? Неужели влияние, которое он оказывал, было настолько велико, что, не выдавив Павленского, просто невозможно было достичь подобного эффекта?

Вы знаете, на самом деле, не так много людей, способных показать пример интересного, разумного сопротивления власти. И при этом вести процесс в рамках формы и процедуры. Самостоятельность - дурной пример для остальных. Это раз. А второе - наша страна ведет такую очень тонкую гибридную пропаганду, что все хорошо, мы не действуем грубыми методами. Понятное дело, его можно было бы остановить где-то палкой в подъезде, но от этого дурно пахнет. Понятно, что никто никого не накажет, но сама атмосфера - зачем? Тем более надо работать не только с местной, но и с западной публикой.

Была разработана операция по выдавливанию. Решили, что он не должен здесь находиться, потому что со своей харизмой ему даже в тюрьме хорошо сидится. Тем более он умеет не попадаться. Даже если он и виноват, то немножко, и это всегда рассчитанная мера. И они поняли, что столкнулись с таким крепким парнем: если он радикал, то радикалом везде будет. А все гэбисты хорошие психологи.

Если бы Петя был слабачком, они бы его посадили или хлопнули.

Если бы Петя был слабачком, они бы его посадили или хлопнули. Может, это своеобразное уважение или действительно не хотят мараться. Но я на самом деле считаю - и Петя так считает, - что личность побеждает массу. Мы боимся этой массы, но пока мы ее боимся, она сильна, но она, не обладая индивидуальностью, не может тебе ничего сделать, не может проявиться. Она только страхом воздействует, окольными путями, пока ты боишься и запуган. Но для этого нужно проявиться - подойти к ФСБ, бросить зажигательную смесь и стоять не убегая.

Перформанс «Я кусаю Америку, Америка кусает меня», галерея Джеффри Дейча, Нью-Йорк, 12-26 апреля 1997 года. Фото предоставлены художником

Что сейчас сдерживает вас? Вы стали действовать с оглядкой?

У меня сейчас хитрое положение немного. Я же долго не работал, а сейчас сразу взялся за масштабный проект, игра вдолгую, его быстро не покажешь.

Можно говорить, что это за проект?

Да, это скульптура - теперь я делаю скульптуры, портреты своих друзей: Петра Павленского, Pussy Riot, Осмоловского, Бренера, вот этих всех художников, которые сейчас не в моде. Но эти портреты я делаю как раскопки 90-х. Поначалу я думал, что проект невинный, мирный, и вдруг он вызывает резкое напряжение - все эти люди признаны радикалами-индивидуалистами. И начинается привычное: «давай подождем», «давай этого пока не будем показывать». Много голых, радикальные одиночки, какие-то люди распятые. То есть тем, кто вроде бы и готов выставить у себя проект, начинает везде мерещиться кощунство.

Я сейчас боюсь, как молодой художник, знаете, когда новый проект, когда ты долго что-то делал, вкладывал, и он растет со временем, меняется. Но вот уже 2018-й, и пока я делал этот проект, уже дико изменился контекст. Он бы шел на ура до 2014-го, я уверен. Более того, там есть скульптурный портрет Путина, который даже в Лондоне не отважились почему-то показать, хотя там оппозиционеры критично настроены, не замечал такого за ними раньше.

А вам не кажется, что «Война» или тот же Павленский работают с актуальным политическим контекстом, а вы пытаетесь внедрить какой-то исторический? Это из осторожности?

Может быть, и пытаюсь. Но тут бессмысленно говорить, с осторожностью ли, потому что искусство - это не зона мужества. Эти вещи я начал делать до войны, принял некоторые решения по поводу их актуальности. Эта историческая позиция уже тогда была мной занята, некая рефлексия. Проблема ведь не в том, что это было в 90-х. А до 90-х что это было? А до 1917-го что это было, как к этому пришло?

Я художник катастрофы, я эту катастрофу обозначил, но дальше что? Дальше начались нулевые, и оказалось, что моя катастрофа - это х**ня, это обозначение прошлого, и только сейчас это актуализируется. Поэтому мне важно произвести раскопки 90-х и достать то, что было выброшено временем. Акционизм был выкинут на задворки в нулевые, да и сейчас.

Обществом или культурной тусовкой?

И теми и другими. И «Войну», и Павленского, и Pussy Riot культурное сообщество не принимает. Нас принимали, но мы сами это сообщество и делали.

А почему не принимают?

Потому что они подрывают, выставляют в невыгодном свете деятельность галеристов, нарушают упорядоченность. И этому обязательно помешают, государство помешает, за тобой придут, тебя остановят.

На вас давила власть как-то?

Вы знаете, когда началась война, я возвращался из командировки, и тут меня прямо в аэропорту отводят в отдельную комнату, какой-то явный гэбист начинает расспрашивать про мое украинское происхождение, берут отпечатки.

У вас украинский паспорт?

Нет, русский. Но все равно же все знают, что ты родился в Киеве, что ты украинец по национальности, у них есть там своя картотека. В общем, сняли отпечатки, «глаза», но ничего, отпустили.

Мне однажды передали ваш разговор с одним украинским художником, который занимает резкую позицию (не приемлет полумер), сопереживательную очень по отношению к Украине; очевидно, его подкосило то, что происходит сейчас в стране. И он сказал, что ваш с ним разговор был наполнен какими-то украинофобными доводами. Вы украинофоб?

Это даже глупо спрашивать. У меня тут папа, мама, семья, тут все. Это как очень много евреев называет других евреев иудофобами. Этот человек, этот художник -
украинец?

Ну так это обычные украинские разборки.

Акция «Человек с политическим лицом», Тверская улица, Москва, 16 июля 1995 года. Фото предоставлены художником

Много лет назад вы приходили гостем в «Школу злословия» и схлестнулись с Толстой насчет того, вошли вы в высокое искусство или нет. Она говорила, что она в высоком искусстве, а вы нет, вы же говорили наоборот.

Да, я в музеях мира нахожусь, а Толстой там нет и не будет. Почитайте, какие у нее там тиражи, издания.

То есть критерий - это нахождение в музеях?

Вы смотрели фильм «Квадрат»? Как там зовут главного героя, человека-собаку? Его зовут Олег, художник из России. Знаете, кто такой Олег из России?

Все говорили просто, что это аллюзия на Путина и поведение России на международной арене. Хотите сказать, что это вы?

Да, почему же его зовут не Володя, а Олег?

Олег Кулик - одна из ключевых фигур современного русского искусства. Родился в 1961 г. в Киеве. Один из основателей акционизма. Исследует физические и эмоциональные отношения человеческого и животного, нормального и девиантного, китча и искусства. В 90-е занимался радикальными кураторскими проектами и акциями. С 2000-х работает с фотоколлажами, создаёт скульптурные инсталляции, обращается к живописи.

Его карьера началась в 1991-1993 годах в галерее Риджина, где он сначала был куратором и художественным руководителем. В 1992 году он провел в галерее фестиваль «Анималистские проекты», где по залам гуляли гепарды, а в финале была забита свинья, и ее мясо раздали присутствующим. В 1994 году Кулик впервые предстает в образе собаки - сначала в Москве, а потом в Кунстхалле в Цюрихе. Животная тема в его творчестве длилась 13 лет, пока не сменилась в конце 1990-х интересом к идее прозрачности. В это время художник делал скульптуры и объекты из плексигласа. В 2002 году он показал в Зоологическом музее в Москве «чучела» людей, символов России: теннисистки, актрисы и космонавта. В середине 2000-х Кулик увлекся духовными практиками, его выставкой «Верю» в Москве открылся центр современного искусства «Винзавод». В 2009 году Кулик был приглашен постановщиком оперы «Вечерня Девы Марии» Клаудио Монтеверди в Театре Шатле в Париже.

Участник Венецианской биеннале (2001). Работы в собраниях Третьяковской галереи, Центра Помпиду, Tate Modern.

Олег Кулик

Подробная биография

Персональные выставки:

Рамы .

Вглубь России . Галерея Риджина, Лондон, Великобритания

Персональная выставка . Галерея Татьяны Мироновой, Киев, Украина
Композиция 911 . Мультимедиа Арт Музей, Москва, Россия
Русское. Primadellabiennale , 18Diviasulis, Кальяри, Италия
Вечерня Богородице. По постановке «Вечерня Богородице» (муз. Клаудио Монтеверди) в театре Шатле. 54-я Биеннале в Венеции. Видео-инсталляция. Scuola Grande di San Rocco, Венеция, Италия
Мессия / Гендель (в оркестровке Моцарта). Режиссер-постановщик, художник по видео и костюмам. Театр Шатле, Париж, Франция

Вглубь России. Галерея Pack. Милан, Италия

Москва. ЦУМ. Пространственная литургия №3 . ЦУМ. Москва, Россия
Вечерня Деве Марии, 1610 / К.Монтеверди. Режиссер-постановщик. Театр Шатле. Париж, Франция

Новая Проповедь. Фото и Видео перформансов 1993-2003. Rabouan-Moussion Gallery. Париж, Франция

OLEGKULIK. Хроника 1987-2007. Ретроспективная выставка. ЦДХ. Москва, Россия

Гобитест (Зима). Галерея XL. Москва, Россия

Фрагменты (в рамках Фотобиеннале 2004). Арт-галерея З. Церетели. Москва, Россия

Лозунги.
Космонавт (проект Музей) . Однодневная выставка. Государственный Музей архитектуры. Москва, Россия

Музей. Галерея XL. Москва, Россия

Архитектурные излишества. Галерея М. Гельмана. Москва, Россия
Oleg Kulik Art Animal. Ikon Gallery. Бирмингем, Великобритания
Deep into Russia . Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Бельгия

Alice vs. Lolita. Galerie Rabouan-Moussion. Париж, Франция

Русское. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия

Oleg Kulik . Rabouan-Moussion Gallery. Париж, Франция

Те же и Скотинин. XL галерея. Москва, Россия Моя семья, или Природа совершенна. Галерея М. Гельмана. Москва
Россия Конец истории, или Кулик в гостях у императоров. XL галерея. Москва, Россия

Я люблю Горби . Галерея М. Гельмана. Москва, Россия

Предчувствие несвободы.

Парадокс как метод. Выставочный зал Севастопольского района. Москва, Россия

Групповые выставки (избранное):

Pussy Riot and the Cossacks. Institut Supérieur des Beaux Arts de Besançon/Franche-Comté. Безансон, Франция

2014-2015

Post Pop: East meets West. Saatchi Gallery, Лондон, Великобритания

2014

Драгоценная оправа . Картина и рама. Диалоги . Государственная Третьяковская галерея, Инженерный корпус, Москва
GELITIN . DIE TUSOVKA RUNDE . Государственная галерея на Солянке, Москва
В поисках горизонта. Латвийский музей истории железной дороги, Рига, Латвия
Transition and Transition. Josip Vaništa, Oleg Kulik, Blue Noses . Ludwig Museum - Музей современного искусства, Будапешт, Венгрия

Команда, без которой мне не жить. Галерея Риджина, Москва, Россия
Artist in Society. Галерея Rabouan Moussion, Париж, Франция
Трудности перевода.

2012 -2013

FLUIDENTITETI. Podgorica Collection for the Ars Aevi Museum. Art Gallery of Bosnia and Herzegovina, Сараево, Босния и Герцеговина

В ПОЛНОМ БЕСПОРЯДКЕ . Русское современное искусство. Премия Кандинского 2007-2012. Центр Искусств Arts Santa Monica, Барселона, Испания
With Criminal Energy - Art and Crime in the 21st Century . HALLE 14, Лейпциг - ACC Galerie Weimar, Веймар
La Peau de l’Ours. Галерея Rabouan Moussion, Париж, Франция
Лучшие времена, худшие времена - Возрождение и Апокалипсис в современном искусстве. Первая Киевская международная биеннале современного искусства ARSENALE 2012. Мыстецкий Арсенал, Киев, Украина

GLASSTRESS 2011 . В рамках параллельной программы 54й Венецианской биеннале. Венецианский институт науки, литературы и искусства, Палаццо Кавалли-Франкетти; Центр современного искусства и стекла Беренго; Wake Forest University, Casa Artom, Венеция, Италия
Surreal Versus Surrealism in Contemporary Art , IVAM, Валенсия, Испания
Art Paris . Париж (стенд галереи Rabouan Moussion), Франция
Arte Fiera . Болонья (стенд галереи Pack)
Russian Turbulence (curated by Etienne Macret). Charles Riva Collection. Брюссель, Бельгия

День открытых дверей. Особняк - гимназия - клиника - музей.

Общая история и ее частный опыт. Museum auf Abruf (MUSA). Вена, Австрия
История Российского видеоарта. Том 2. Московский музей современного искусства. Москва, Россия

Соц-арт. Политическое искусство в России и Китае . Спецпроект 2-ой Московской биеннале современного искусства. Государственная Третьяковская галерея на Крымском валу. Москва, Россия
Дневник художника . Спецпроект 2-ой Московской биеннале современного искусства. ЦДХ. Москва, Россия

Стимул и риск. Museum Haus fur Kunst Uri. Альтдорф, Швейцария
Происхождение видов: Искусство в эпоху социального дарвинизма . The Museum of Modern Art. Тойама, Япония
Видеоинсталляции Олега Кулика. Перформансы. Center for Contemporary Art Ujazdowski Castle. Варшава, Польша - CCA. Киев, Украина - Любляна, Словения - Государственная Третьяковская галерея на Крымском валу. Москва, Россия

RUSSIA! Solomon R. Guggenheim Museum. Нью-Йорк, США - Solomon R. Guggenheim Museum. Бильбао, Испания

Россия-2 . Специальный проект 1-ой Московская биеннале современного искусства. Центральный Дом художника. Москва, Россия
Сообщники. Коллективные и интерактивные произведения в русском искусстве 1960-2000-х годов. Специальный проект 1-ой Московская биеннале современного искусства. Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия
STARZ. Специальный проект 1-ой Московская биеннале современного искусства. Московский музей современного искусства (филиал). Москва, Россия
Always a Little Further (главная выставка 51-й Венецианской биеннале). Arsenale. Венеция, Италия
Русский поп-арт. Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия
Angels of History. Museum van Hedendaagse Kunst. Антверпен, Бельгия

НА КУРОРТ! Современное искусство России сегодня. Kunsthalle. Баден-Баден, Германия - ГВЗ «Новый Манеж». Москва, Россия
Se Opp! Kunst fra Moskva og St. Petersburg. Museet for Samtidkunst. Осло, Норвегия

Москва - Берлин. Berlin - Moskau . Martin Gropius Bau. Берлин, Германия - Государственный исторический музей. Москва, Россия

Горизонты реальности . Museum van Hedendaagse Kunst. Антверпен, Бельгия
Absolute Generation (в рамках юбилейной программы 50-й Венецианской биеннале). Palazzo Zenobio. Венеция, Италия The Ideal City.
The Ideal City , 2-я биеннале в Валенсии. Валенсия, Испания

ДАВАЙ! Russian Art Now . Aus dem Laboratorium der freien Kuenste in Russland. Postfuhrant. Берлин, Германия - MAK (Osterreichisches Museum fur Angewandte Kunst). Вена, Австрия
The Russian Patient. Freud Museum. Лондон, Великобритания
Cetinjski Bienale IV. Национальный музей Черногории. Цетинье, Черногория

House and Windows . 49-я Венецианская биеннале. Югославский павильон. Венеция, Италия
The Body & Sin (Art is the Virtue of Communication). 1-я биеннале в Валенсии. Валенсия. Испания
Trans Sexual Express Barcelona. A Classic for the Third Millennium. Centre d"Art Santa Monica. Барселона, Испания

Performing Bodies. Tate Modern. Лондон, Великобритания
Динамические пары (выставка галереи М. Гельмана). Центральный выставочный зал «Манеж». Москва, Россия

After the Wall. Art and Culture in post-Communist Europe . Moderna Museet. Стокгольм, Швеция
Hamburger Bahnhoff . Берлин, Германия
Ludwig Museum. Будапешт, Венгрия
Безумный двойник. Выставка смешного искусства . Центральный Дом художника. Москва, Россия; Chateau d"Orion. Уарон, Франция

Другая реальность (в рамках Московского международного месяца фотографии «Фотобиеннале"98»). Центральный выставочный зал «Манеж». Москва, Россия
Summer exhibition .
XXIV San Paolo biennale. Сан-Паулу, Бразилия
Moscow Today / Moscou Vandaag. Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Германия

It"s a Better World. Russischer Aktionismus und sein Kontext. Wienner Secession. Вена, Австрия
III Cetinjski Bienale. Museum of History and Arts. Цетине, Черногория
V Istanbul International Biennale . Imper Mint. Стамбул, Турция

De Rode Poort. Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Германия

No Man"s Land. Art from the Near Abroad (совместно с Милой Бредихиной). Contemporary Art Center Nikolaj. Копенгаген, Дания

Логика парадокса. Дворец молодежи. Москва, Россия

Вне жанра. Дворец молодежи. Москва, Россия

Перформансы:

Красная благодарность. Кинотеатр K.Suns, Рига, Латвия
Воспарение (в рамках выставки Трудности перевода). Параллельная программа 55-й Венецианской биеннале. Ca"Foscari Esposizioni, Венеция, Италия

Миссионер . Посвящается Франциску Ассизскому. Галерея Риджина, Лондон, Великобритания

2008

Мудра. Marta Herford Museum, Херфорд, Германия

Броненосец для вашего шоу (во время открытия выставки «Live Culture»). Tate Modern. Лондон, Великобритания

Два Кулика (в рамках 1-й биеннале Валенсии). Las Reales Atarazanas. Валенсия, Испания

Голубятня. Zamek Ujazdowski. Варшава, Польша Кулики (в рамках выставки «After the Wall. Art and Culture in post-Communist Europe»). Hamburger Bahnhoff. Берлин, Германия

Белый Человек, Черная Собака. Музей современного искусства. Загреб, Хорватия

Два Кулика. Культурный центр «Ковчег». Рига, Латвия

Два Кулика (Кулик Кулику глаз выклюет). Москва, галерея М. Гельмана. Москва, Россия
Я кусаю Америку, Америка кусает меня (совместно с Милой Бредихиной). Deitch Projects. Нью-Йорк
Четвертое измерение (совместно с Милой Бредихиной; в рамках выставки «It"s a Better World. Russischer Aktionismus und sein Kontext»). Wienner Secession. Вена, Австрия
Кулик против Кораза (в рамках проекта Центра современного искусства Дж. Сороса «Art Discourse-97»). Городской базар. Алматы, Казахстан

Собачий дом (в рамках выставочного проекта «Interpol»). Fargfabriken. Стокгольм, Швеция
Не словом, а телом ! Музей революции. Москва, Россия
Собака Павлова (совместно с Милой Бредихиной; в рамках биеннале «Manifesta I»). Роттердам. Нидерланды
Я люблю Европу, а она меня нет. Kunstlerhaus Bethanien. Берлин, Германия
Не могу молчать! (при поддержке Centre d"art contemporain «La Faubour»). Лужайка перед Европейским парламентом. Страсбург, Франция
Броненосец для вашего шоу (в рамках выставки «De Rode Poort»). Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Германия

Reservoir Dog (во время открытия выставки «Знаки и чудеса. Нико Пиросмани и современное искусство»). Kunsthaus. Цюрих, Швейцария
Alter Aegis / Раздвоение (совместно с Алексеем Табашовым). Двор Центра современного искусства. Москва, Россия
Человек с политическим лицом (в рамках акции-демонстрации «Звери против зверства»). Улица Тверская (от Триумфальной пл. до Пушкинской пл.). Москва, Россия
Кулик - это все-таки птица . Галерея 21. Санкт-Петербург, Россия
Миссионер. Посвящается Франциску Ассизскому (в рамках проекта «Искусство принадлежит народу-II»). Улица Песчаная. Москва,
Кулик - твой депутат! Ночной клуб «Пилот». Москва, Россия

Новая проповедь. Даниловский рынок. Москва, Россия
Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое Oдиноким Цербером (совместно с Александром Бренером). Улица Малая Якиманка перед галереей М. Гельмана. Москва, Россия

Вглубь России . Деревня Дубровки, Тверская область, Россия

Пятачок делает подарки (совместно с группой "Николай"; в рамках фестиваля "Анималистские проекты

Кураторские проекты:

90-е: победа и поражение. Выставка-спектакль (в рамках VII Международной фестиваля-школы современного искусства «Территория»). Театр Наций, Москва, Россия
Апокалипсис и Возрождение в Шоколадном доме. Параллельная программа первой Киевской международной биеннале современного искусства ARSENALE 2012. Филиал Киевского национального музея русского искусства «Шоколадный дом», Киев, Украина

И подо льдом течет вода. Современное искусство Северной Кореи. Центр современного искусства Винзавод, Москва, Россия

2010

АРХСТОЯНИЕ 2010. ЛЕТО. Тема: Девять ключей лабиринта . Лесная литургия. Фестиваль ландшафтных объектов

Премия Кандинского 2009. Фонд Луизы Блуин. Лондон, Великобритания

ВЕРЮ. Специальный проект 2-ой Московская биеннале современного искусства. Центр современного искусства Винзавод. Москва, Россия

Реальность и реализм (фестиваль реалистической живописи). Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
Гелий Коржев. Мутанты. 15 октября
Социалистический реализм: проблема почвы. 29 октября
Мутации реальности. 12 ноября

Анималистские проекты. Фестиваль инсталляции. Галерея РИДЖИНА. Москва. Россия
Анатолий Осмоловский «Леопарды врываются в храм». 5 марта
Юрий Лейдерман, Татьяна Машукова «Собака Баскервилей». 9 марта
Игорь Чацкин «Собаки». 12 марта
Вадим Фишкин «Между собакой и коровой». 20 марта
Борис Орлов «Екатерина». 27 марта
Юрий Лейдерман «Колодец и маятник». 3 апреля
Олег Кулик и группа «Николай». «Пятачок делает подарки». 11 апреля
Апология застенчивости, или Искусство из первых рук. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
О прозрачном (выставка-акция Галереи РИДЖИНА). Территория пионерского лагеря им. Гагарина, деревня Зименки, Московская область, Россия

Окрестности галереи «РИДЖИНА-АРТ». Выставка Андрея Монастырского. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
День знаний. Выставка группы «Движение Э.Т.И. » и Константина Звездочетова. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
Самостоятельное искусство. Выставка живописи Олега Голосия (выставочный проект Галереи РИДЖИНА). Центральный Дом художника. Москва, Россия
Барак (100 поросят). Выставка Аркадия Петрова. Дом кино. Москва

Логика парадокса. Дворец молодежи. Москва, Россия Женственность и власть (Ъ). Овальный зал ЦДРИ. Москва, Россия
Традиции русской живописи. Музей истории и реконструкции Москвы. Москва, Россия

художник

Олег Куликов — художник разносторонний в смысле и тем, и техник. От таких традиционных жанров как пейзаж он переходит к ускользающим смыслам метафизической живописи; а от холста и масла — к энкаустике и дереву, от легкого мазка кистью — к старательному процарапыванию. И то и другое сосуществует в нем абсолютно гармонично, и то и другое отличает яркий, насыщенный цвет.

После окончания университета им. А. И. Герцена, г. Санкт-Петербург, Олег объездил с выставками весь мир — обогащая свое творчество всем, что он видел. Путешествия- вдохновение и ресурс для творчества художника.

«Сегодня, когда, казалось, все художественные средства выражения уже испробованы, а ресурс воображения почти исчерпан, задача художника — найти то неповторимое качество в своей работе которое отражает его персону, и которое так же неповторимо как отпечатки его пальцев. В своём творчестве я пытаюсь найти то пространство, которое пролегает между абстрактным и репрезентативным, между наполненным смыслом фигурой-символом и беспредметным торжеством текстуры красочной поверхности».

Участник многочисленных выставок и арт-проектов в России и за рубежом художник Олег Куликов отталкивается от архитипичных образов в разработке сюжетов своих работ. Византия в них мирно сосуществует с палеолитом, древнерусское письмо с шумерской клинописью… В Канаде Олег открыл для себя и в последствии освоил живопись в технике энкаустика, связующим веществом в которой служит воск, он придает краске глубину и люминисцентность. Свет особым образом преломляется в прозрачных слоях воска, из-за чего картина кажется будто подсвеченной изнутри.

«Мне нравится архаическая символика, — признаётся художник, — знаки и письмена, поэтому, наверное, я изобретаю свой псевдоархаический язык, он как ничто другое прекрасно ложится на текстуру воска. На нем ФИЗИЧЕСКИ приятно оставлять царапины, зарубки, отметины, наносить письмена и знаки, сочетать случайное с продуманным, если учесть, что я накладываю воск слоями, то получается что-то вроде игры в прикладную археологию…».

Биография:

Родился в Киеве в 1964 г.
1986−1991 Художественно-графический факультет педагогического университета им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург.
С 1988 года сотрудничает с художественными галереями в России и за границей.
С 1997 по 2001 год живет и работает в Канаде.

С 1998—2001 работает как иллюстратор для агентства иллюстрации и дизайна «Three In a Box» в Торонто где создаёт работы главным образом для американских журналов и газет включая" Wallstreet Journal", «Chicago Tribune», «101 Communications Magazine», «Reader"s Digest».
В настоящее время живёт в Петербурге и помимо живописи занимается проектами в области фотографии и дизайна.

С 2008 Член Государственного Союза Художников России

В настоящий момент Олег Куликов живет и работает в Канаде.

Тот самый «человек-собака», эпатажный художник, перформансист Олег Кулик сейчас, по его собственным словам, ведёт тихий образ жизни и создаёт скульптуры для себя, а не для выставок. «Диалог» поговорил с Куликом о современном искусстве, атомном взрыве и «грядущем художнике».

Фото: Анастасия Савчук / ИА «Диалог»

— Весь Петербург должен быть наполнен искусством, где художник многое решает сам! Это самое важное. У нас никогда такого не было, даже в 90-е. Художникам всегда трудно что-то организовать самим. Нужны спонсоры, инвесторы, галеристы, коллекционеры, государство. В 90-е прорывались, потому что всё было очень дёшево.

— Замечаете ли вы тенденцию к тому, чтобы художник решал сам?

— С одной стороны к этому не идёт, потому что работает старая структура. Та, которая образовалась 50-60 лет назад. Решения принимают галеристы, коллекционеры, музейщики, чиновники. Эта система стала скучной, работает не так хорошо, а у нас художники очень сильные и их очень много, поэтому они сложно организованы, не дружны. Слабенький галерист, слабенький музейщик, слабенький чиновник находятся сверху. А дальше над чиновником появится художник. Круг замкнётся. Но это будет особый художник.

— Какой?

— Не понятно, но это будет художник, который даст уже инициативу, даст импульс и чиновнику, который даст команду музейщику, музейщик даст команду куратору, и куратор будет искать художников под этого художника.

— Вы имеете в виду кого-то конкретного или собирательный образ?

— Пока собирательный. В своё время таким были Глазунов, Кабаков, Малевич, Кандинский или Петров-Водкин, Бродский. И на Западе так же. Есть художники, которые создают следующий виток. Поп-арт так и возник. Американское государство поддерживало абстрактный экспрессионизм, совсем другое искусство. И вдруг возникает такая странная фигура как Энди Уорхолл, который делает очень модным обращение к фотографической реальности, почти пародийной, что, казалось бы, никакой поддержки не должно было иметь. Государство себя в этом узнает, и оно не то чтобы подчиняется художнику, скорее, вступает в некие отношения, принимает линию этого художника. Это не означает, что ему дают должность… И здесь произойдёт так же. Сейчас государство хочет выбрать такого художника. Оно постоянно кого-то назначает, но так не бывает… Художник приходит и даёт указания как будто свыше: «Вот так, б***ь, будет». Я жду такого времени, но эти художники бродят в свободной атмосфере.

— Это молодые люди?

— Не обязательно. Они просто не прячутся, не страдают эскапизмом и манией величия. Это люди, которые находятся во времени. Ведь художники, грубо говоря, делятся на три категории: талантливые, которые находят свой язык и говорят на нём; менее талантливые, которые им подражают и продолжают их линию; и уникальные, которые отказываются от своего языка, когда начинают ловить цайтгайст, дух времени и говорить языком своего времени. Часто эти художники не сразу видны, потому что мало отличаются от времени и кажется, что это не интересно. Вот [Анатолий] Платонов, например, яркое выражение. Это человек, который сконцентрировал в своём языке бездны ужаса, которые были в его время. Нельзя сказать, что это язык Платонова. Или Кабаков, который писал коммунальную квартиру, коммунальный быт. Но сейчас, наверное, гениальный художник очень нужен. Не просто потому, что гениальный художник появится, и это будет приятно. Это не вопрос удовольствия, наслаждения, это вопрос спасения. Если такой художник не появится, мы исчезнем. Куда сейчас идёт мир — не понятно, со всеми воюем.

— А куда искусство идёт, понятно?

— Искусства никакого нет. Что такое искусство? Давайте говорить конкретно. Есть художники. Куда художник Боря Михайлов идёт? Это интересно. Куда идёт Бугаев-Африка? Это интересно. Разберём, что делают конкретные художники и поймём, что они не складываются ни в какую парадигму.

— Это всегда так или только сейчас?

— Не всегда, но это продолжается последние сто лет. Огромное разнообразие. Власть и общество выстраивают иерархию, делают отбор, создают рынок. Все ругают Дэмиена Хёрста, а он поставил свои эти дуры в Венеции и все говорят: «Это говно, это бездарно». Начинают говорить только о Хёрсте. Пройдёт 10 лет, все музеи будут в Хёрсте. По большому счёту, даже те, кто не любит Хёрста, радуются тому, что побеждает что-то очень яркое, формальное, пластичное. Не этот худой концептуализм, текстики какие-то непонятные. Побеждает мощная, сочная, яркая форма. Пусть это китч и поверхностно, но всё-таки это искусство, которое мы знаем и любим. В этом смысле Дэмиен Хёрст является выразителем времени, которое сейчас исчезнет. Такое ощущение, что он великий художник на «Титанике». Сейчас этот «Титаник» трахнется об айсберг, и всё посыпется. Я, например, сейчас делаю искусство после катастрофы. Мне, к счастью, не нужны большой зритель, успех и внимание. Мне нужны покой и медитация. Я работаю, как будто атомный взрыв уже произошел.

— А он действительно произошел, или вы фантазируете?

— Не знаю. Я надеюсь, что этого не будет, но, к сожалению, у меня сильнейшая интуиция. Она никогда меня не подводила. Проблема в том, что она настолько сильная, что я сильно опережаю время. Это не хвастовство, это как раз недостаток. Если бы я чуть-чуть опережал, было бы круто. Сейчас кто выиграл «Золотого льва» в Венеции? Человек-собака. Сделали мой перфоманс, только в одежде. У меня это было 25 лет назад. Тогда все были в шоке. Я рад, что это произошло, что сейчас узнали о человеке-собаке. Все пишут об этом, все на меня ссылаются, но мой поезд ушёл. Даже если бы мне сейчас за это дали награду, мне бы это не понравилось, потому что нужно было тогда. А то, что я сейчас делаю, это какие-то прекрасные формы, находящиеся в невесомости, скульптуры без подиума, без опоры, лишённые гравитации, притяжения. Это и есть формы после ядерной войны, когда мы потеряем все опоры. Сейчас человек, потерявший опоры, это что? Это выпавший из социальной лестницы, социальной структуры, из модных связей. А представьте, если не будет ни структуры, ни лестницы, ни связей. Всё будет снесено. Что интересно будет делать? Интересно будет делать только то, что твои руки и глаза захотят. Это очень архаическая форма. Это не то искусство, которое обращается к примитивизму, который был достаточно высоким и культурным. Это глина и ты. И никакой культуры нет. При этом есть некое воспоминание: что-то было или будет, или это сон. Я уже 5 лет делаю скульптуры и ни разу не показал их. Только одну.

— А почему?

— Мне трудно в этом признаться, но у меня нет никакого желания. Я даже сам себе не могу поверить. Как будто отключилось то, что называется честолюбием. С другой стороны, есть страшный интерес наработать так много, чтобы потом была возможность спокойно показать. Я в искусстве с 15 лет, и всю жизнь делал работу к сроку, к мероприятию, к событию, к выставке, к проекту. Всегда не успевал доделать, всегда видел, что что-то не так, видел чужими глазами, следил за реакциями. Всегда жил в таком полусыром личном и творческом состоянии. А тут я делаю постепенно, медленно, серьёзно. При этом я не делаю больших скульптур, огромных, важных. Они все немножко мультяшные, смешные. Я сейчас сижу, беседую и скучаю по недоделанной скульптуре. Как по ребёнку скучаю. Если произойдёт атомная война, я буду одним из редких художников, которые будут знать, что делать.

— И что делать?

— То же, что я делаю. Тела! Человеческие тела! Человеческие, животные — не важно. При чём они у меня не самые красивые: у них животики, ещё что-то. Я сделал портрет Пети Павленского с Путиным. Потрясающий просто. Все захотели выставить. Это был первый, который я был согласен показать. Я согласился, но все отказались, испугались. Это показатель.

— Вы немножко сказали про большого зрителя и кажется, что современное искусство не имеет широкой аудитории. Это так?

— Не верьте этим всем дуракам. Это бездари. Либо они не понимают, чем занимаются. Сколько я ни делал выставок, очереди стояли! У меня был ЦДХ полный, войти было нельзя. Делал выставку «Верю» на «Винзаводе». Три с половиной месяца! Выставка стоила 400 тысяч евро! Мы отбили на билетах 450. Блокбастер был! Очередь стояла! Мою персональную выставку в Ермолаевском до сих пор все вспоминают! Я не спорю, что какие-то выставки не получат большого резонанса, но, как правило, это художники, которые и не хотят его: разумные концептуалисты, минималисты, либо те, кто работает на некий специальный рынок. Я не хочу унижать, но в основном это просто неинтересное искусство. Я сейчас делаю выставку, и меня совершенно не будет волновать, сколько придёт народу. Честно вам говорю. Я уверен, что кто-то будет, но главное, что эти работы, которые я делаю по полтора года, будут правильно выставлены, подсвечены. Я так волнуюсь и хочу, чтобы это всё состоялось, чтобы была возможность всё это сделать по-настоящему, не спеша, со вкусом, с изменениями.

К веранде на «Винзаводе», где назначена встреча, Олег Кулик лихо подъезжает на маленьком велосипеде и, забежав в кафе, немедленно начинает говорить.

– Привет! Уже много лет я езжу на велосипеде по самому неудобному городу. Я враг машин! В гробу приятней лежать, чем сидеть в машине – в любой! А лошади, женщины, велосипеды – это пожалуйста.

– А если вам нужно выехать куда-нибудь за город? Скачете на лошади?

– Я принимаю море пилюль, ложусь на заднее сиденье, привязываю себя – и, трясясь, жду, когда меня очень медленно доставят до места. Да, иногда это необходимость, как посещение зубного врача. Но вы же не станете лечить зубы без анестезии?

– Не стану.

– Вот! Но я никого не призываю отказаться от машин. Нравится вам ездить в консервных коробках – пожалуйста. Кто-то делает себе пирсинг, кто-то отрезает себе ноги с удовольствием, кто-то занимается любовью с колючими растениями. Ради бога! Я всего этого делать не буду, это мой выбор. Я могу жить только на природе, не в городах. Люди считают, что плохо быть в тюрьме. Ну а где вы находитесь сейчас? Плохо быть на раскаленном камне, летящем сквозь открытый космос. Ну а где вы? Люди находятся в аду.

– А вы в раю?

– Не в раю и не в аду. Я исследователь – каждый день в новом месте.

– Давайте попробуем поговорить на тему, ради которой сегодня собрались. В какой форме вы примете участие в фестивале «Форма»?

– Два варианта: в активной или пассивной. Я был уверен, что буду, как всегда, в активной. Но в последний момент вдруг решил использовать богов в человеческом обличии – некрасивых брошенных полных женщин. Именно им достанется активная роль.

– Так, погодите, еще раз. Некрасивых брошенных полных женщин?

– Да! Бог выглядит именно так, как говорил Селинджер.

– Сколько их будет?

– Кажется, шесть.

– Кажется? Вы их видели?

– Да, в интернете.

– В тиндере?

– Нет, мне просто присылали портреты. К сожалению, там попадалось слишком много красивых. И явно не все брошенные. С такими работать трудно, это явно люди порочные.

– А почему было не взять мужчин?

– Я бы хотел, чтобы были и мужчины, но, к сожалению, некрасивых брошенных толстых немолодых мужчин совсем нет. Они сразу умирают – не выдерживают такого счастья.

– Да, увы. Итак, полдюжины некрасивых полных брошенных женщин. Что они будут делать?

– Разбитые на пары, они будут как-то взаимодействовать друг с другом.

– А вы?

– А я буду сверху с несколькими флаконами краски, которой буду их поливать. Я сначала выбрал грубые цвета, но в итоге решил взять нежные.

– Женщины будут обнажены?

– Надеюсь, нет. Я не настолько радикал, чтобы наслаждаться наготой некрасивых брошенных полных женщин. Но посмотрим! На самом деле, учитывая, что действо будет происходить на холсте, хорошо бы, чтобы с них что-то свисало, что-то телепалось и болталось.

– Всегда хорошо, когда что-то свисает.

– Да, и болтается. Особенно у некрасивой полной брошенной женщины.

– Отличная идея – повторять эту формулу бесконечно.

– Это как молитва – имя бога надо повторять часто.

–** Я даже и не знаю, надо ли спрашивать, что вы вкладываете в эту работу.**

– Вы поймите, то, что я вкладываю, может никак не соответствовать тому, что в итоге произойдет. Но, если вы хотите: это работа о спонтанности человеческого тела, непредсказуемости движений, которые переходят в вечный материал.

– Когда говорят об Олеге Кулике, вечно вспоминают человека-собаку. А на ваш взгляд, какая ваша главная работа?

– Отвечу банально – моя последняя. Я леплю керамический портрет Анатолия Осмоловского, сидящего на Маяковском (речь про известный перформанс 1993 года, когда художник Осмоловский вскарабкался на памятник Владимиру Маяковскому на Триумфальной площади. – Прим. GQ ). Тогда и Толик был худ, и Маяковский был символом революции. Но прошли годы. Никакой революции нету, Осмоловский пополнел, ездит в джипе, охотится из него на пигмеев. Маяковский сегодня – просто мудак, который доставал паспорт из всех штанов, а потом пустил себе пулю в лоб. Понятно, что он полный банкрот. Поэтому у меня он в виде голого фитнес-идола, на плече которого сидит жирный кусок говна, который высрали голуби свободы в борьбе за коммунизм. Но это сделано с большим мастерством! Ну какая собака? Выбежал, штаны снял и убежал. А тут сидишь годами!

– Арт-группа «Война», участников которой вы называли своими учениками, распалась. Петра Павленского задержали в Париже (художник поджег в прошлом году дверь Банка Франции). Вы уже давно не кусали людей на улицах. Что происходит с радикальным искусством? Оно умирает? Оно вообще кому-то нужно сегодня?

– Не знаю, нужно оно или нет, я этим не занимаюсь. А радикальное искусство никуда не делось – Петя Павленский продолжает свой перформанс. Это только вам кажется, что его задержали – на самом деле, он никуда не убегал, потому что все это заранее продумал. Почему его до сих пор не судили? Потому что никто не понимает, что с ним делать. Все это один перформанс, который был начат нами в 1991 году – и все время кто-то подхватывал знамя. Сейчас это Павленский.

– Когда вам было интереснее творить: сейчас или в 1990-е?

– Да мне всегда интересно. Я стал художником в 9 месяцев. Знаете, что такое бедная советская жизнь? В 1962 году папа принес красивый новый струганый стол – и строго-настрого запретил его трогать, пока не покроет лаком. Легли спать. А ночью я встал, нашел где-то зеленку – и нарисовал на столе картину о том, как люблю маму. И когда наутро родители это увидели, у них на лицах было такое выражение, там было столько эмоций! Я понял, что отныне хочу вызывать у людей именно такие чувства.

– Скоро мир, конечно, начнет захлебываться в виртуальности. Но я уверен, что в цифровую эру все физическое, тактильное, чувственное станет особенно ценным. Простая жизнь, обычное попукивание в туалете, запах пота станут искусством. Живой человек – это такая редкость уже сейчас. Бездарная культура выгоняла все, капризное, случайное, бессистемное; она утверждала, что человек должен быть сильный, твердый, уверенный. Холодные руки, мертвые глаза, толстая жопа. Это все в цифровую эру останется роботам! А мы будем дурачиться.

«Теннисистка»

– Вы помните самую дикую реакцию на ваши работы? Что, например, сказала Анна Курникова, когда увидела «Теннисистку» (гиперреалистичную скульптуру работы Олега Кулика, имеющую несомненное сходство с Курниковой. – Прим. GQ )?

– Курникова наслала на меня в Париже своего прыщавого певца (речь, вероятно, про Энрике Иглесиаса, с которым Курникова встречалась. – Прим. GQ ). Мы случайно повстречались в отеле, где я был с русским олигархом Димой. Курникова с певцом шли в туалет, а мы как раз выходили. Они подскочили ко мне. Она кричит: как ты смел? Этот испанец хотел по морде мне заехать. Но олигарх Дима – хоть и пьяный, но каратист. Как двинул певца ногой, тот через весь лобби полетел.

**– Чем вы сейчас зарабатываете? **

– Чем и всегда – языком.

– Какая из ваших работа была продана за самые большие деньги?

– «Оранжерейная пара». Купил ее один косметический магнат.

– Какого примерно порядка сумму он заплатил?

– Ну, на эти деньги можно купить мастерскую в Берлине, как у Кирилла Серебренникова.

– В 2004 году вы говорили, что не занимаетесь производством этнографических ценностей – расписных горшков и шкатулок, – а участвуете в большом процессе, результатов которого еще никто не знает. Прошло 14 лет. Когда мы дождемся результатов?

– Я вам о них расскажу на следующий же день после своей смерти. (Хохочет.)

Возможно, будет полезно почитать: