Нет я не дорожу мятежным. О, как милее ты, смиренница моя

«Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем...»

Александр Пушкин

Нет я не дорожу мятежным наслажденьем,

Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,

Стенаньем, криками вакханки молодой,

Когда, виясь в моих объятиях змией,

Порывом пылких ласк и язвою лобзаний

Она торопит миг последних содроганий!

О как милее ты, смиренница моя!

О как мучительно тобою счастлив я,

Когда, склоняяся на долгие моленья,

Ты предаешься мне, нежна без упоенья,

Стыдливо-холодна, восторгу моему

Едва ответствуешь, не внемлешь ничему

И оживляешься потом все боле, боле

И делишь наконец мой пламень поневоле!

Когда в очередную пушкинскую годовщину заученно повторяют «Пушкин - наше все», порою даже не подозревают, насколько это верно. Он действительно «все», он во всем и везде, он в нас и вне нас, и нет такой области, сферы человеческой деятельности, где бы Пушкин не осуществил бы себя целиком и полностью, во всем грандиозном масштабе своей гениальной личности. Ни один человек ни до, ни после него не проявился и уже не проявится с такой беспредельной щедростью, неутомимостью и самозабвением, не раскрылся и уже никогда не раскроется так широко и полно как поэт, как гражданин, наконец как мужчина.

Пушкин не был педагогом, он даже не претендовал на эту роль и открыто презирал «новейшие самоучители» в виде новоявленных пророков и исправителей рода человеческого. И если сейчас речь идет об уроках, все-таки преподанных Пушкиным, то только потому, что мы самостоятельно, как говорится, в здравом уме и твердой памяти пытаемся их усвоить и освоить, - задача в общем-то непосильная для обыкновенного человека наших дней.

Пушкин был очень некрасив. В юношеском написанном по-французски стихотворении он назвал себя «сущей обезьяной». Эта кличка прижилась в свете и долго досаждала поэту. Кроме того, он был низок ростом, что, разумеется, не добавляло ему оптимизма в отношении собственной персоны. «Пушкин был собою дурен, - говорил брат поэта Лев Сергеевич, - но лицо его было выразительно и одушевленно; ростом он был мал, но сложен необыкновенно крепко и соразмерно. Женщинам Пушкин нравился; он бывал с ними необыкновенно увлекателен». Этому свидетельству вторит А.Н.Вульф, близкий приятель поэта, говоря, что «женщин он знает, как никто. Оттого, не пользуясь никакими наружными преимуществами, всегда имеющими влияние на прекрасный пол, одним блестящим своим умом он приобретает благосклонность оного». Пушкин не был красив, но победы, одержанные им над самыми блестящими красавицами его времени, служат прекрасным доказательством того, что прекрасный пол могут сводить с ума не только писаные красавцы.

А я, повеса вечно праздный, -

писал он в другом юношеском стихотворении, -

Потомок негров безобразный,

Взращенный в дикой простоте,

Любви не ведая страданий,

Я нравлюсь юной красоте

Бесстыдным бешенством желаний.

Поэт еще в молодости четко осознал, что нужно женщинам, и как мужчина максимально соответствовал их ожиданиям. Надо полагать, «египетские» страсти в его «исполнении» повергали в экстатический шок тех, на кого они были рассчитаны и направлены. Женщины падали к его ногам, как зрелые, а порой и перезрелые, плоды с дерева. По свидетельству А.П.Керн, Пушкин «не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-либо приятно волновало его. Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи». Что ж, уважаемая (и обожаемая поэтом) Анна Петровна знала, что говорит. Многое тут было, конечно же, от игры в донжуана, многое от указанного выше юношеского комплекса неполноценности, переживаемого поэтом, многое от лихого молодечества, предписывающего мужчине менять женщин чаще, чем перчатки. Но было и нечто другое, о чем красноречиво поведала все та же А.П.Керн. «Живо воспринимая добро, Пушкин не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота... Причина того, что Пушкин очаровывался блеском, нежели достоинством и простотою в характере женщин, заключалось, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в духе того времени», (Стоит в связи с этим сравнить божественные поэтические строки, посвященного А.П.Керн, и характеристику, данную ей поэтом в приватном письме. «Лед и пламень не так различны меж собой».) Доля истины в наблюдениях «блестящей» Анны Петровны, безусловно, имеется. Но только доля, да и то не слишком весомая.

Дело в том, что Пушкина при всем его «африканизме» привлекали именно достоинство, тихая простота и безыскуственность в отношениях с женщинами. Иначе бы ему никогда не удалось создать образ Татьяны Лариной, или бы тот вышел из-под его пера вымученным и нежизнеспособным. Его идеалом была та, о которой он когда-то сказал:

Она была нетороплива,

Нехолодна, неговорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без подражательных затей...

Все тихо, просто было в ней.

Этот образ всю жизнь оставался в сердце поэта «невостребованным», пока не обрел живые черты Натальи Николаевны Гончаровой. То, к чему бессознательно тянулась восприимчивая душа Пушкина, воплотилось всего лишь за несколько лет до его смерти, и достойно удивления и восхищения, с какой легкостью слетела с него вся эта «египетская» шелуха, когда он полюбил по-настоящему. Прежняя любовь поэта к женщинам, в общем-то бездуховная, несмотря на многочисленные «нерукотворные» свидетельства, оставленные для потомков, сменилась любовью к одной-единственной, к Мадонне, «чистейшей прелести чистейшему образцу». Только тогда поэт узнал истинную и весьма ничтожную цену «мятежным наслажденьям, восторгам чувственным, безумствам, исступленьям», которыми была наполнена его жизнь, узнал подлинную цену «молодым вакханкам», для которых он в немалой степени был всего лишь средством для достижения последними «последних содроганий». Настоящая же любовь к своей милой «смиреннице», как и все настоящее, оказалась «с кислинкой», как кисло-сладкое яблоко, которое на русский вкус гораздо слаще приторных «африканских» фруктов.

Пушкинское стихотворение «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» относится к позднему периоду жизни поэта и, как представляется очевидным, адресовано супруге поэта Наталье Николаевне. На склоне жизни Пушкин с удивлением открывал в себе тягу к «мучительному» счастью. Он, которому почитали за честь уступить самые блистательные дамы Северной Венеции, был вынужден прибегать к «долгим моленьям», чтобы добиться взаимности собственной жены! Это дало повод многим исследователям (в том числе В.Брюсову) «жалеть» Пушкина: дескать, какая холодная досталась ему жена, несчастный поэт простирался во прахе перед «этой...», чтобы та «снизошла» до супружеских ласк. Хотя этим исследователям и прочим комментаторам стоило бы пожалеть самих себя. Ведь «смиренница Наталья Николаевна давала ему то, чего он не получал от «молодых вакханок», расточающих почем зря «пылкие ласки» и терзающих свои жертвы «язвами лобзаний». Она давала ему возможность почувствовать себя настоящим мужчиной.

В арсенале женщины, находящейся в законном браке, имеется немало средств отказать законному же супругу в близости, - и это прекрасно, когда любимые женщины отказывают нам! Благодаря этим отказам мы получаем шанс проявить все свои мужские качества в полной мере, что, если и удается, то только наедине с любимой женщиной. С нелюбимой или, Боже упаси, публичной женщиной, церемониться незачем: здесь «ключом» являются взаимное удовлетворение (пресловутый секс) или просто деньги. Мы, мужчины, будучи несостоятельны именно как мужчины, не умея как следует взяться за дело, не имея достаточно ума, чувства и подлинно мужского таланта, шастаем от своих законных половин налево и направо, прекрасно себя чувствуем и на всю жизнь остаемся безответными и безответственными «мальчиками», вечными студентами, ленивыми и нелюбопытными. Уж нам-то подавай исключительно «стенающих» и «кричащих»: с ними и хлопот меньше, и вообще... С умными, знающими себе цену женщинами нам просто не совладать, - этому ни в школах, ни в институтах не учат. Не потому ли нынче уделом умных и знающих себе цену становится гордое одиночество, потому как не из кого выбрать. Нынешние мужики обходят таких женщин за версту, придумывая себе дешевые отговорки типа «если красивая, значит, дура». Любовь - это ведь, прошу прощения, не секс. Любовь требует полного напряжения всех наших телесных и духовных сил - прежде всего духовных. (Если в двух словах, то секс - это любовь к противоположному полу как таковому, а любовь - это влечение к одной-единственной представительнице или к одному-единственному представителю этого самого противоположного пола. Вот почему знаменитая фраза о том, что «секса у нас нет», может означать еще и то, что женщина, ее произнесшая, окружена подлинной любовью и не знает механических проявлений секса. В таком случае ей можно только позавидовать, а не смеяться над ней.)

Причина, по которым нежные супруги отказывают своим нежно любимым супругам в интимной близости, могут быть самыми различными. Пресловутое «болит голова» может быть, к примеру, инстинктивным протестом против рутины супружеского ложа, и для умного мужчины женская мигрень - это сигнал к самоусовершенствованию. Женщина может быть просто молода, неопытна, непорочна, «стыдливо-холодна», она могла иметь родителей-пуритан и получить строгое воспитание. Святая обязанность мужчины, коль скоро он вступает в брак, помочь жене избавиться от девических комплексов, для чего следует иметь запас умения, терпения и такта. Кроме того, надо... впрочем, лучше, чем А.И.Гончаров в своей «Обыкновенной истории», все равно не скажешь, потому воспользуемся цитатой. «Чтоб быть счастливым с женщиной... надо много условий... надо уметь образовать из девушки женщину по обдуманному плану, по методе, если хочешь, чтоб она поняла и исполнила свое назначение... О, нужна мудреная и тяжелая школа, и эта школа - умный и опытный мужчина!»

Задолго до нравоучения Гончарова Пушкин был этим самым умным и опытным. Добиваясь своей возлюбленной («долгие моленья»), он снаряжал в бой все свое остроумие, весь свой интеллект, всю свою изобретательность, наконец весь свой талант - и как же счастлива была та, ради которой первый русский поэт становился на колени! Может быть, она проявляла неуступчивость инстинктивно или сознательно (женщины хитры, этого у них не отнять), нарочно оттягивала миг «последних содроганий», чтобы в полной мере насладиться прелюдией, в которой поэт был подлинным виртуозом. Зато когда он - настоящий мужчина! - наконец-то добивался своего «мучительного счастья»... На этом остановимся, ибо всякие догадки такого рода уже выходят за рамки приличия. Иначе как редкостным по нынешним временам понятием «супружеская гармония» это состояние не обозначить... Незадолго до свадьбы поэт написал:

Исполнились мои желания. Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец.

Он оказался прав, хотя сравнение земной женщины с Богоматерью отдает кощунством. Но поэтам и влюбленным, сказал Бомарше, прощаются всяческие безумства, а влюбленным поэтам - тем более...

Стихотворение Пушкина «Нет, я не дорожу...» - это еще и урок того, как подобает писать на интимные темы. С какой осторожностью, чуткостью и целомудрием поэт в нескольких строках разворачивает целую философию обладания любимой женщины; это пример того, как можно, сказав буквально обо всем, не опуститься до пошлости и похабщины, без чего иные нынешние русские «классики» не мыслят себе литературного произведения.

И последнее. Как ни соблазнительно считать лирического героя и адресата стихотворения «Нет, я не дорожу...» четой Пушкиных, справедливости ради следует отметить: ни в одном источнике об этом прямо не говорится. И никто не вправе (даже В.Брюсов) свои случайные соображения выдавать за истину.

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,

Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!


О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом все боле, боле -
И делишь наконец мой пламень поневоле

Раньше, читая это стихотворение Пушкина, я, как и многие пушкинисты, был уверен, что посвящено оно жене поэта Наталье. Маститый исследователь жизни и творчества Пушкина П.Щеголев сделал из этого стихотворения вывод, что Наталья была равнодушна к своему супругу. А.Зиновьев в своей книге «Медовый месяц императора» пошел еще дальше, заявив, что у Пушкина с женой была «проблема сексуальной несовместимости».
Это у Пушкина-то проблема сексуальной несовместимости! Да он любую несовместимость совместит.

Невольно у меня зародилось сомнение: а жене ли этот стих посвящен? Ну не может Пушкин, как и любой другой мужчина, каждый раз «склоняться на долгие моленья», умоляя законную жену, чтобы она «предалась ему без упоенья». Что же это за жена такая холоднющая? Судя по тому, как поэт боготворил свою Мадонну, можно сделать вывод, что она такой не была и восторгу мужа ответствовала, как положено.

Кому же тогда посвящено это поразительное своею интимною откровенностью стихотворение? Известный ученый-филолог Л.М.Аринштейн так отозвался об этом произведении: «Пушкин написал одну из самых выразительных эротических сцен в мировой литературе. С дразнящей откровенностью поэт живописует миг «мятежного наслажденья», напоенного
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой…"

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сначала узнать точную дату написания этого произведения. В десятитомнике собрания сочинений Пушкина указан 1831год. Пушкин и Наталья обвенчались в феврале 1831 года, значит, все совпадает, и Пушкин мог посвятить это стихотворение жене. Открываю книгу «Пушкин и вечность», автор Я.А. Мильнер-Иринин, издательство «Наука», 2004 год, читаю: «Точная дата его написания до сей поры не установлена. Я склонен датировать это стихотворение рассматриваемым 1831 годом».
В 4-м издании академического Десятитомника сказано: «При жизни Пушкина не было напечатано… Опубликовано в 1858 г.с датой «1830»; однако эта дата сомнительна: судя по копиям, на автографе была помета: «19 генваря, СПб» - без указания года. В копии, принадлежащей вдове Пушкина, стояла дата «1831».
Л.М.Аринштейн пишет, что стихотворение написано «вероятно, осенью 1830 года»

Опять ничего конкретного: и 1830 год, и 1831. Продолжаю упорно искать дату написания стихотворения. К сожалению, автограф этого стихотворения не сохранился, но оно дошло до нас в нескольких копиях, в том числе сделанная рукой друга Пушкина С.А.Соболевского. Под этой копией стояла дата 19 января 1830 года. Эта же дата повторена и в копиях других современников Пушкина.

Невольно напрашивается вывод, что это стихотворение было посвящено не жене,(в январе 1830 года Пушкин не был женат на Наталье Гончаровой), а какой-то другой неопытной смиреннице, которая была «стыдливо-холодна» и под «напором» поэта оживилась только потом, и разделила, «наконец» его «пламень поневоле».
Но я пришел к другому выводу. Не надо искать, кому было посвящено это стихотворение, ибо оно никому не посвящено.

Главное в этом стихотворении заключается не в какой-то там эротике (хотя и это присутствует), а в противопоставлении распутству настоящей любви. В подтексте стихотворения Пушкин говорит категорическое «нет» «Вакханкам молодым», которые «Виясь в…объятиях змией, порывом пылких ласк и язвою лобзаний… торопят миг последних содроганий», и во второй части стиха говорит «да» смиреннице:
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я…

Я согласен с выводом писательницы Нины Забабуровой:
"Вакханкам молодым"... противопоставлена "смиренница", а изощренному "любовному искусству" - прелесть "неопытной красы".

Литература:
Я.А.Мильнер-Иринин. Пушкин и вечность. Москва, изд. "Наука", 2004 г.
Л.М.Аринштейн. Пушкин. Непричесанная биография. Москва, изд. дом "Муравей", 1999 г.
Нина Забабурова. Я вас любил. Музы великого поэта и их судьбы. Москва. "АСТ-Пресс", 2011г
Собрание сочинений А.С.Пушкина.

Рецензии

По моему мнению, вакханки молодые не водились в окрестностях Петербурга, скорее это описание общения с вакханками из заведения Софьи Астафьевны, их обязанностью было представить бурную, вакхическую страсть и они с этим справлялись прекрасно.
"Склоняяся на долгие моленья" - это поэтическое определение самого процесса, как молитвы, это не о фригидности, а о полном соответствии темпераментов, которое доставляет поэту мучительное счастье, известно, что в своем высшем проявлении и счастье, и страдание имеют одинаковую реакцию.
В христианстве существует двойственность восприятия женщины,- с одной стороны женщина является скуделью греха, а с другой непорочная дева, Богородица, Мадонна,
вот эти две женские ипостаси описывает поэт, предпочитая непорочную женщину,обладание которой позволяет счастью достичь высот страдания...

Выберите стихи... 19 октября 1825 19 октября 1827 2 ноября To Dawe, Esqr Адели (Играй, Адель...) Акафист Екатерине Николаевне Карамзиной Альфонс садится на коня... Ангел Анчар Арион Баратынскому (О ты, который...) Бесы Блажен в златом кругу вельмож... Близ мест, где царствует Венеция златая... Бог веселый винограда... Бородинская годовщина Брожу ли я вдоль улиц шумных... Будрыс и его сыновья Будь подобен полной чаше... Буря Был и я среди донцов... Была пора: наш праздник молодой... В альбом (Гонимый рока самовластьем...) В альбом (Долго сих листов заветных...) В альбом А.О.Смирновой В альбом княжны А.Д.Абамалек В альбом Павлу Вяземскому В голубом небесном поле... В еврейской хижине лампада... В крови горит огонь желанья... В мои осенние досуги... В начале жизни школу помню я... В поле чистом серебрится... В роще карийской, любезной ловцам... В степи мирской, печальной и безбрежной... В часы забав иль праздной скуки... В.С.Филимонову при получении его поэмы Вакхическая песня Везувий зев открыл... Весна, весна, пора любви... Вино (Ион Хиосский) Виноград Вновь я посетил... Во глубине сибирских руд... Воды глубокие... Воевода Возрождение Вольность Воспоминание (Когда для смертного...) Воспоминание в Царском Селе Восстань, о Греция, восстань... Всё в жертву памяти твоей... Всем красны боярские конюшни... Вы за "Онегина" советуете, други... Выздоровление Герой Глухой глухого звал к суду... Гнедичу Город пышный, город бедный... Гусар Д.В.Давыдову (Тебе певцу...) Дар напрасный, дар случайный... Два чувства дивно близки нам... Движение Делибаш Дельвигу Демон Денису Давыдову Деревня Десятая заповедь Для берегов отчизны дальной... Дон Дориде Дорожные жалобы Дружба Друзьям (Богами вам еще даны...) Друзьям (Вчера был день разлуки шумной...) Друзьям (Нет, я не льстец...) Дубравы, где в тиши свободы... Е.Н.Ушаковой (Вы избалованы природой...) Е.П.Полторацкой Ее глаза Ек. H. Ушаковой (Когда, бывало, в старину...) Ек. Н. Ушаковой (В отдалении от вас...) Если ехать вам случится... Если жизнь тебя обманет... Есть роза дивная: она... Еще дуют холодные ветры... Еще одной высокой, важной песни... Жалоба Желание Жил на свете рыцарь бедный... Жуковскому Забыв и рощу и свободу... Заклинание Зачем я ею очарован?.. Зачем, Елена, так пугливо... Земля и море Зимнее утро Зимний вечер Зимняя дорога Золото и булат Зорю бьют... из рук моих... И вот ущелье мрачных скал... И дале мы пошли... И я слыхал, что Божий свет... И.В.Сленину И.И.Пущину Из Alfieri * Из Barry Cornwall Из А.Шенье Из Анакреона Из Аристова "Orlando Furioso" Из Афенея Из Гафиза Из записки к А.О.Россет Из Ксенофана Колофонского Из Пиндемонти Из письма к Алексееву Из письма к Великопольскому (С тобой мне...) Из письма к Вяземскому Из письма к Соболевскому Из письма к Яковлеву Именины Иной имел мою Аглаю... К ** (Ты богоматерь, нет сомненья...) К *** (Счастлив, кто близ тебя...) К *** (Не спрашивай...) К *** (Нет, нет, не должен я, не смею...) К А. Тимашевой К Баратынскому К бюсту завоевателя К вельможе К Вяземскому К другу стихотворцу К Е.Н.Вульф К кастрату раз пришел скрыпач... К Морфею К морю К Н. Я. Плюсковой (На лире скромной...) К Наталье К ней (В печальной праздности...) К переводу Илиады К портрету Вяземского К портрету Жуковского К Чаадаеву К Языкову (К тебе сбирался...) К Языкову (Языков, кто тебе внушил...) Кавказ Как сатирой безымянной... Как сладостно!.. но, боги, как опасно... Как счастлив я, когда могу покинуть... Какая ночь! Мороз трескучий... Калмычке Кинжал Кипренскому Клеветникам России Кн. Козловскому Кн.Голицыной, посылая ей оду «Вольность» Княгине З. А. Волконской Княжне С. А. Урусовой Кобылица молодая... Когда б не смутное влеченье... Когда в объятия мои... Когда владыка ассирийский... Когда за городом, задумчив, я брожу... Когда порой воспоминанье... Когда Потемкину в потемках... Когда так нежно, так сердечно... Когда твои младые лета... Колокольчики звенят... Кольна Краев чужих неопытный любитель... Красавица Красавица перед зеркалом Кривцову (Не пугай нас...) Кристалл, поэтом обновленный... Критон, роскошный гражданин... Кто знает край, где небо блещет... Кто из богов мне возвратил... Кто, волны, вас остановил... Литературное известие Любовь одна - веселье жизни хладной... Мадонна Мальчику (Из Катулла) Медок Меж горных стен несется Терек... Менко Вуич грамоту пишет... Месяц Мечтателю Мирская власть Могущий бог садов - паду перед тобой... Мое беспечное незнанье... Мой портрет Монастырь на Казбеке Монах Мордвинову Моя родословная Муза (В младенчестве моем...) Н.Н. при посылке ей «Невского альманаха» На Булгарина На Великопольского На выздоровление Лукулла На Дондукова-Корсакова На Испанию родную... На картинки к Евгению Онегину На Каченовского На Надеждина (В журнал...) На Надеждина (Надеясь на мое презренье...) На перевод Илиады На статую играющего в бабки На статую играющего в свайку На холмах Грузии лежит ночная мгла... На это скажут мне с улыбкою неверной... Надо мной в лазури ясной... Наездники Напрасно я бегу к сионским высотам... Наслажденье Не видала ль, девица... Не дай мне бог сойти с ума... Не знаю где, но не у нас... Не пой, красавица, при мне... Недавно я в часы свободы... Нереида Несчастие Клита Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем... Новоселье Ночной зефир струит эфир... Ночь Нравоучительные четверостишия Няне О бедность! затвердил я наконец... О нет, мне жизнь не надоела... О сколько нам открытий чудных... Обвал Ода LVI (Из Анакреона) Ода LVII Окно Олегов щит Он между нами жил... Опять увенчаны мы славой... Осеннее утро От западных морей... От меня вечор Леила... Ответ Ответ анониму Ответ Ф.Т. (Нет, не черкешенка она...) Отрок Отрывок Отцы пустынники и жены непорочны... Паж или Пятнадцатый год Певец Перед гробницею святой... Песни о Стеньке Разине Песнь о вещем Олеге Пир Петра Первого Плетневу (Ты мне советуешь...) Плетневу (Ты хочешь...) Погасло дневное светило... Под небом голубым страны своей родной... Подражание арабскому Подражание итальянскому Подъезжая под Ижоры... Поедем, я готов; куда бы вы, друзья... Полководец Полюбуйтесь же вы, дети... Пора, мой друг, пора!.. Портрет Послание Дельвигу Послание к Великопольскому Поэт Поэту Пред испанкой благородной... При посылке бронзового Сфинкса Признание Приметы Прозерпина Пророк Простишь ли мне ревнивые мечты... Прощание Птичка Разлука Редеет облаков летучая гряда... Рефутация г-на Беранжера Рифма Родословная моего героя Румяный критик мой... Русскому геснеру Сапожник Сафо Сват Иван, как пить мы станем... Свободы сеятель пустынный... Сводня грустно за столом... Сказки: Noel Слово милой Собрание насекомых Совет Сожженное письмо Соловей и кукушка Соловей и роза Сонет (Суровый Дант...) Стамбул гяуры нынче славят... Стансы (В надежде славы...) Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы Сто лет минуло, как тевтон... Стою печален на кладбище... Странник Страшно и скучно... Стрекотунья белобока... Сцена из Фауста (Мне скучно, бес...) Счастлив ты в прелестных дурах... Так старый хрыч, цыган Илья... Талисман Твои догадки - сущий вздор... Телега жизни Товарищам Труд Туча Ты и вы Ты просвещением свой разум осветил... Узник Фазиль-хану Фонтану Бахчисарайского дворца Французских рифмачей суровый судия... Храни меня, мой талисман... Художнику Царей потомок Меценат... Царскосельская статуя Царь увидел пред собою... Цветок Цветы последние милей... Циклоп Цыганы Чем чаще празднует лицей... Что белеется на горе зеленой?.. Что в имени тебе моем?.. Чу, пушки грянули!.. Чугун кагульский, ты священ... Шумит кустарник... На утес... Элегия (Безумных лет угасшее веселье...) Элегия (Счастлив, кто...) Элегия (Я видел смерть...) Элегия (Я думал, что любовь...) Эпиграмма (Журналами обиженный жестоко...) Эпиграмма (Лук звенит, стрела трепещет...) Эпиграмма (Мальчишка Фебу...) Эпиграмма (Седой Свистов!..) Эпиграмма (Там, где древний...) Эпиграмма на Шаликова Эпитафия младенцу кн. Н.С.Волконскому Эхо Юноша! скромно пируй... Юношу, горько рыдая... Юрьеву (Любимец ветреных Лаис...) Я вас любил... Я возмужал среди печальных бурь... Я думал, сердце позабыло... Я здесь, Инезилья... Я знаю край: там на брега... Я памятник себе воздвиг нерукотворный... Я помню чудное мгновенье...

Под пером Бунина восторг обладания, близость являются отправной точкой для раскрытия сложной гаммы чувств и отношений между людьми. Недолгое счастье, рожденное сближением, не тонет в реке забвения. Человек проносит воспоминания через всю жизнь потому, что считанные дни счастья были высочайшим взлетом в его жизни, открыли ему в огромном канале чувств не изведанное ранее прекрасное и доброе.

Я, как это ни странно, не помню первой нашей встречи с Анной Андреевной. Не хочу, не могу ничего придумывать, прибавлять - не имею на это права. Я пишу так как помню. Если бы, знакомясь с ней, я могла предположить что придется об этом писать! Обычно я робела и затихала в ее присутствии и слушала ее голос, особенный этот голос, грудной и чуть глуховатый, он равномерно повышался и понижался, как накат волны, завораживая слушателя.

В 1903 году в журнале «Новый путь» появилась первая рецензия, написанная Александром Блоком. Не случайной была его встреча с изданием, во главе которого стояли 3. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковский. До личного знакомства с ними (в марте 1902 года) Блок много и внимательно изучал сочинения Мережковского, и как отмечает Вл. Орлов: «Почти все размышления Блока в юношеском дневнике об антиномии языческого и христианского мировоззрений («плоти» и «духа»).

 

Возможно, будет полезно почитать: